Современный шведский детектив (Валё, Шёвалль) - страница 339

— Я родился под знаком Скорпиона, — серьезно начал, объяснять молодой латиноамериканец. — И мой отец тоже родился под этим знаком. Раньше амулет принадлежал ему, и, если его судьба была хотя бы вполовину такой яркой и драматической, как рассказывают, он наверняка нуждался в амулете. Скорей всего, яд предназначался не для врагов, а для него самого, на крайний случай.

— И он воспользовался этим ядом? — сурово спросил пастор.

— Нет. Его застрелили из пистолета. Пуля попала прямо в сердце. Через год ему исполнилось бы тридцать. Я тогда еще не родился.

— Значит, амулет ему не помог?

С легким презрением Рудольф Люнден защелкнул медальон и протянул его Полли, которая покинула свое место у рояля, чтобы еще раз взглянуть на удивительного золотого паука.

— Неважно, обладает он магическими свойствами или не обладает, — сказал Эдуард Амбрас, — но этот скорпион — память об отце, и я дорожу им, даже если со стороны это кажется нелепым.

— А где вы так хорошо научились говорить пошведски? — полюбопытствовал пастор Люнден, решив, что тема о скорпионе уже исчерпана.

Но тут Полли Томссон обратила внимание на более интересное обстоятельство.

Она стояла напротив Эдуарда, сидевшего на мягком диване. Сперва она подумала, что его выцветшие джинсы и голубая рубашка хорошо гармонируют с темно-синими обоями, но зато составляют резкий контраст со старинным портретом в резной раме над его головой.

И вдруг она сделала поразительное открытие.

— Как к тебе попал медальон Франциски Фабиан? — спросила она подозрительно и неожиданно для себя.

В наступившей тишине адвокат Странд посмотрел сначала на медальон, который Полли держала в руках, затем на портрет.

- Ну конечно, эти женское украшение. Я же говорил, что; оно сделано в Европе, может быть даже в Швеции. Правда, о Франциске Фабиан я слышу впервые. Кто она? Родственница управляющего Фабиана?

Пастор Люнден отвернулся от портрета и постарался припомнить все, что ему было известно о семействе Фабиан.

— Полли права, — подтвердил он. — Это портрет двадцатилетней Франциски Фабиан. Написан он в шестидесятых годах прошлого века. Со временем эта молодая девица стала бабушкой Франса Эрика Фабиана со стороны отца.

— Моему отцу она тоже приходилась бабушкой, — тихо сказал Эдуард.

Мирьям Экерюд резко повернулась на диване, чтобы получше разглядеть его.

— Ты хочешь сказать, что она была… что она приходится тебе…

— Прабабушкой. Совершенно верно.

— И ты надеешься, что мы тебе поверим? — возмутилась Лиселотт Люнден. — Да ты просто спятил: приехать сюда и заявлять такую чушь. Какие у тебя доказательства? Если они вообще существуют.