Полная пахучими травами степь тянулась перед ними, лишь кое-где виднелись перелески и рощицы. Безоблачное белесо-голубое небо, расстилаясь над степью, дышало зноем, палящее солнце пекло головы и спины. Поистине, уж лучше было идти ночью.
Гулямы Тимура появились внезапно. Возникли где-то на горизонте стремительным пылевым вихрем, рванули вперед, пригнувшись к быстроногим коням – ах, что за кони у них были, чудо-кони, изящные, красивые, сильные – миг, и вот уже вылетели из травы черные всадники, улюлюкая и вращая над головами тяжелыми кривыми саблями. Гулямов и было-то человек десять – видно, разведка; увидев путников, они растянулись в цепь, навалились с ходу – а куда бежать-то? Засвистели арканы…
Пригнувшись, Раничев нырнул в траву, пополз, заскользил быстрой змейкой, позабыл и про подживающее плечо, да рана почти и не чувствовалась уже, сколько времени-то прошло. Полз, полз – и вдруг замер, уткнувшись прямо в копыта коня.
– Хорошо ползешь, урус. Якши!
Иван поднял глаза. Прямо над ним возвышался богато одетый всадник в чешуйчатых, золотом сверкавших на солнце доспехах и остроконечном шлеме с черными вороньими перьями. Плащ синего шелка ниспадал с плеч его на круп вороного красавца-коня, нетерпеливо кусающего удила.
Зашумела под копытами трава – справа, слева, сзади… Раничев со вздохом поднялся – а что было делать? Спешившиеся нукеры сноровисто стянули ему руки ременным узлом, привязали к луке седла – якши!
Гулями пустились рысью. Не так быстро, чтобы бежать следом, изнемогая и не переводя дыхание, но не так уж и медленно. Слева и справа от Ивана точно так же бежали привязанные к коням люди – Ефим Гудок, еще какие-то – по виду – смерды, Онфима Оглобли видно не было, видно – прибили сразу. А может, и вырвался, кто знает? Нет, вряд ли, от таких не уйдешь! Главное было – внимательно смотреть под ноги, иначе чуть что – и покатишься кубарем, поедешь на брюхе вслед за конем – останавливаться ради тебя никто не будет. Как не остановились, когда, потеряв равновесие, упал в траву какой-то пленник впереди, он и так-то бежал, пошатываясь, видно, из последних сил, и вот споткнулся, упал. Поехал на брюхе вслед за гулямом. Всадник не остановился, но чуть приотстал, давая возможность пленнику подняться на ноги. Тот приподнялся, зашатался, ловя равновесие руками, оглянулся зачем-то назад. Раничев усмехнулся, узнав Салима. Парень был страшен – рваный, весь в грязи, с запекшимися на лице и шее потеками крови. Слепни и зеленые степные мухи окружали его жужжащей тучей.
Салим тоже узнал Ивана. Отвернулся с тяжелым вздохом. Да, видно, несладко ему пришлось, нарвался-таки на врагов, не сумел пробраться. Они бежали так до самого полдня, когда жар палящего солнца сделался уже настолько невыносимым, что даже привычные ко всему гулямы остановили коней у тенистого оврага с почти пересохшим ручьем. Напоив коней, напились сами, потом подтащили пленников. Не развязывая, ткнули лицами в воду. Как собак. Пейте, если сумеете. Пришлось лакать, сунув губы в грязную коричневую влагу, на зубах скрипел песок – но и тому были рады, понимали – другого ничего поблизости нет, а Дон будет лишь к вечеру, если они, правда, до него выживут.