Милентий вздрогнул, бросив быстрый взгляд на тиуна.
– Ты очами-то не сверкай, – уже откровенно издевался тот. – Зря ведь ждешь-то.
Тиун наступал на узников, словно большой ворон. Заглянул прямо в глаза Милентию, спросил вкрадчиво:
– Не жаль было рубаху-то рвать, а? А кровью писать – не стыдно? Вижу, вижу, поглядываете все на тот берег. Да нету там никого и быть не может. Не передал ведь истопник Герасим письмишко ваше! Не успел. Пошел в уборную – тута его и схватили. Долго и не запирался… Да не сверкай ты так зенками, Милентий, перемудрил я вас нонче, признай сразу! А с Герасимом вы на плахе встретитесь – обещаю. Чай, тот заждался уже!
– Пес! – С глухим криком разъяренный Милентий попытался ударить тиуна плечом.
– Но-но! – погрозил кулаком тот, проворно отскочил в сторону, подозвать воев.
Ан и звать-то уже было почти что некого! Под свист ветра незаметно прилетели тяжелые стрелы. Незнаемые налетчики били почти в упор из ивовых кустов, выскакивали из-под засыпанных снегом лодок. Человек пять стражников уже валялись на окровавленном снегу с черными злыми стрелами в горле. Еще несколько пытались отбиваться – их тоже расстреляли из луков. Пара все ж таки вырвались. Унеслись за подмогой, подгоняя коней, только снег летел из-под копыт. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, Феоктист с неожиданной прытью скакнул в возок. Спихнув в снег пронзенного стрелой возницу, взялся за вожжи:
– Н-но, залетные!
Сытые кони взялись с места, тиун едва не выпал от такой прыти. Однако удержался, и возок, с ходу перепрыгнув через ухабы, ходко помчался вдоль стен. Его никто не преследовал – некогда было.
– Все сладили, как сказал? – обратился к своим Милентий. – Кузнеца взяли? – Он потряс сковывавшими руки цепями.
– Сладили, батько, – успокоил кто-то из нападавших. – И кузнеца взяли, на том бережку дожидается, в кузне. Однако пора…
Кивнув, Милентий оглянулся на Раничева:
– Давай к реке, Иване… Еще попоем с тобой песен!
Иван кивнул, не переспрашивая, и, стараясь не упасть в снег, быстро спустился к реке. На льду, местами обманчиво заснеженном, бутылочно-зеленом, тонком, вовремя явившиеся спасители уже расстилали сплетенные из тонких ивовых прутьев гати, размером приблизительно со стандартный спортивный мат каждая. К каждой гати были привязаны веревки – тянули с того берега, вернее, с небольшого островка на середине реки.
– Ну, с Богом! – Милентий первым навалился на гать грудью, приподнявшись, крикнул: – Тяни, робята!
Гать ходко поползла по льду.
Раничев с опаской опустился на колени, на гати уже лежал один из разбойников – кто ж это еще мог быть?