Как хорошо, когда нет никаких расследований! Спокойно, тихо, хотя немножечко… пресно, что ли? Можно отоспаться, не надо то и дело врать взрослым, но все равно чего-то словно бы недостает.
Прошло два дня, мы сдали последний экзамен, и теперь нам осталось только вместо практики три дня проработать на уборке школы и территории.
Мы с Матильдой мыли окна в нашем классе. Вадик Балабушка и Макс Гольдберг таскали нам ведра с водой.
– Вот молодцы, девочки! – заглянула в класс наша Клавдя, классная руководительница. – Да у вас сноровка какая!
– Большой опыт, – сказала Матильда.
– У тебя да, я понимаю, но у Аси…
– Клавдия Сергеевна! – взорвалась я. – Почему считается, что внучка певца, дочка актрисы обязательно безрукая кретинка?
– А раньше такая литература была, – вмешался в разговор Макс, – если у тебя дед знаменитый, значит, ты уж безусловно белоручка, задавака и вообще дрянь!
– Не знаю, Макс, в литературе ли тут дело, но такой стереотип существует. И, как всякий стереотип, он заслуживает пересмотра… Извини меня, Ася. Я тоже поддалась стереотипу.
– Честно говоря, от вас, Клавдия Сергеевна, я этого не ожидал, – заметил Макс Гольдберг. – Стереотипное мышление вам несвойственно, что, надо признать, для учителя большая редкость.
– Ну, спасибо, Макс, не знаю даже, как и воспринимать твои слова.
– Как комплимент.
И Клавдюшка зарделась.
– Кстати, ребята, я хотела вас спросить – что такое с Людой Кошелевой творится?
– А что? – заинтересовался Макс.
Мы с Мотькой переглянулись.
– Девчонки, вы что-то знаете? – насторожилась Клавдя.
– Да так, краем уха слышали, у них какие-то семейные неприятности… – нехотя сказала я.
– Ничего серьезного? – допытывалась Клавдя.
– Да вроде нет, – отвечала Мотька.
Когда Клавдя ушла, а мальчишки побежали за водой, Мотька вдруг сказала:
– Слушай, Аська, а ведь Дружинина мы не отработали.
– Зачем нам его отрабатывать? Подумаешь, предоставил дачу дружку, большое дело!
– Да дружок-то уж больно странный, это еще мягко говоря.
– Но ведь Людка нас, можно сказать, отстранила от дела…
– Ну и что? Дело-то от нас не отстранилось!..
– Ломоносов наших дней! «Можно меня отставить от академии, но нельзя академию отставить от меня!»
– Я не уверена, что Михайло Васильич говорил именно так, а не наоборот…