Ураган знал, что половина этой юной стражи потеряет скуфейчатые шапки, поскольку отцы паров, отвыкшие от воинского ремесла, как следует не обучили их ратному делу.
А коли так, то пусть дикие кочевники научат своими мечами и копьями – только они могли отделить ржу от железа.
Но вышло еще хуже – не куфья получалась, а одна ржавчина. Семь месяцев водил паров Важдай по воровским тропам, коими ходили пустынники, держал в засадах, а то и бросал отроков на перехват неприятельской конницы, вдвое превосходящей числом.
Конокрады были трусливыми да и привыкли, что наемные сакалы в бой с ними не вступали, а чаще сговаривались, поэтому пары в схватках с ними сходились редко, когда уж тем бежать некуда. И все равно за это время треть отроков полегла в песчаные курганы: менее от мечей и стрел вражеских, а больше от неведомого прежде ржавого густокровия, которое делало мужчин сырыми, слабыми, непригодными к тяжестям походного житья. А тут привыкшие к сытости под родительским кровом пары вкушали только кобылье молоко, да и то не каждый день.
Но оставшиеся в живых уже почуяли свою силу, привыкли к оружию, вкусили хмель ристалища и ехали веселыми по унылой осенней степи. Не паров бы – мужей привел назад воевода, но сакалы обиделись и, когда сары возвращалась назад, напали внезапно из глубокой балки, и вот тут-то началась настоящая сеча.
Бывшая наемная стража не воровством промышляла, а разбоем, потому с поля брани не бегала и стояла насмерть. Да и видя раздобревших саров, полагала, что их юные упитанные отпрыски не выстоят против диких кочевников и будет знатный пир у сакалов: они единственные в степи не брезговали человечиной, поедая убитых и плененных. Часто они выезжали из своих таилищ поближе к кочевому пути, дабы красть не только лошадей, но и тучных жирных саров, и, бывало, даже устраивали загонную охоту, отбивая от кочевья целый род.
С утра и до утра лязгали мечи и свистели стрелы, кони, испытывая великую жажду, хватали влажную от крови землю, но ничем не растащить было, не разделить и не развязать клубок людей и лошадей, катающийся по ристалищу.
А на рассвете, когда сарские отроки докололи копьями раненых супостатов да подняли своих уязвленных соратников, Важдай велел насыпать курган над отлетевшей ржавчиной и привел, что осталось, своему государю.
Ураган же вышел из своего шатра вместе с повзрослевшей дочерью Обавой, советчицей и утешительницей, и как увидел ее ярый муж, так сразу и покой потерял. Однако дева на него даже не взглянула, как и было заведено по законам целомудрия, а у саров по обычаю выбор жениха совершала невеста, и только государь владел правом самому выбирать жену.