Он встал, оделся, впервые в жизни отказался от завтрака, потребовав лишь чашку крепчайшего кофе, залпом его проглотил, обжегся, закашлялся, чертыхаясь, и, мучимый головной болью и душевными терзаниями, поплелся в университет. Студенты во время лекций не узнавали Никиты Сергеевича, который был невероятно рассеян и дважды ошибся, доказывая теорему Абеля-Дирихле, что ранее никогда с ним не происходило.
Когда после лекций совершенно разбитый Карозин собрался домой, его остановил профессор Мальцев.
– Никита Сергеевич, передай нашу с супругой искреннюю благодарность Катерине Дмитриевне. Александра-то наша теперь стала словно ее подменили: тихая, покорная, у маменьки дом вести учится.
– Да-да, – рассеяно отозвался Карозин, совершенно не слыша Ивана Петровича.
– Никита Сергеевич? Никита Сергеевич, э, да что с тобой? Ты заболел что ли?
– Голова болит, сил нет…
– Так ты поезжай домой, тебя там супруга враз на ноги поставит.
– Да-да, Катенька, наверное, уже дома, – слегка оживился Карозин и, не попрощавшись, развернулся и пошел к ожидающим в этот час возле университета извозчикам.
– Ну дела, – протянул Мальцев, который так и не понял, что сегодня такое с Карозиным.
Всю дорогу до дома в сердце Никиты Сергеевича боролись надежда и отчаянье. Победило последнее, так как на вопрос профессора, не вернулась ли Катерина Дмитриевна, Данилыч ответил, что нет, барыня не возвращались. Единственное, что ждало Никиту Сергеевича, это записка от генеральши Арины с приглашением отобедать. Приглашение это было весьма некстати и Карозин хотел было уж послать Данилыча с извинением, но вдруг передумал, решив, что пусть уж генеральша его лучше своей болтовней изведет до полного помрачения рассудка, нежели он в одиночестве сам с ума сойдет от беспокойства.
Встречали Никиту Сергеевича и Арина Семеновна, и Данила Филиппович.
– Ну, господин Карозин, – радостно приветствовал профессора генерал, – дайте вас обнять! Признаться, я не верил, что вы найдете Аринино ожерелье! Извольте отобедать с нами в честь этого события. А где Катерина Дмитриевна?
– Она в отъезде, – промямлил Карозин, никак не ожидавший налететь еще и на генерала, чьи шумные восторги были профессору сейчас нужны так же, как цыганский хор на похоронах.
– Жаль, жаль. Ну да ладно, думаю, что не последний раз видимся: успею еще отблагодарить вашу супругу. Но, признаться, я только не понял, отчего вы не велели Арине сказать братцу, что выиграли пари, а?
От ответа на этот вопрос Карозина спасла генеральша:
– Я ж говорила тебе, Данила Филиппович: это Катерина Дмитриевна так задумала, чтоб молчать до самого последнего момента. Пусть братец мой, Виктор Семенович, думает, что выиграл, а я потом выйду эдак небрежно в ожерелье, то-то ему расстройство будет!