Много о чем они еще толковали, обо всем не расскажешь, а в конце беседы Костромин впервые на меня взор бросил.
— Дай мне длань, Евлампий, — говорит. Я сунул ладошку.
Подержал он ее чуток, а потом и говорит: через полгода ты, Евлаша, женишься на купеческой вдове, а еще через год родит она тебе двойню.
Я не знаю, что и сказать, смотреть мне на него дивно.
После мне дьяк говорит: «Все, о чем слышал, забудь, пока не напомню, а про будущее, что он тебе рек, мотай на ус, его слово — железное». Так по его словам и случилось: женился я на Домне Еремеевне, а после у меня двойня появилась — мальчонка и девка. Ивашка-то затем сильно в гору пошел, но вскорости и оступился.
— А в письме-то что? Которое вы везете в Пус-тозерск? — спросил ямщик.
— Сие мне неведомо, — отозвался подьячий, — но думаю, тот, кому надо, снова о Костромине вспомнил.
Через неделю подьячий со стрельцом подкатили к дому воеводы в Пустозерске. Тот выбежал на крыльцо, в такой глуши каждому новому человеку рады. Провел он подьячего в горницу, взял у него письмо, сломал печать государеву, стал читать. И видел подьячий, как по мере чтения серело у него лицо.
— Знаешь ли ты, что в послании? — наконец спросил воевода.
Тот отрицательно покачал головой.
— Знаю только, что об Ивашке Костромине речь идет.
— Именно, — прошептал воевода. — Повелевает мне государь предать его лютой смерти, сжечь на костре за волхвование, а ты, подьячий, коли с ним знаком, должен убедиться, что царское повеление исполнено в точности, и о сем доложить.
Подьячий вытаращил на него глаза.
— Ты! — закричал воевода. — Именно ты!!!
Поздно ночью на окраине Пустозерска, в старой полуразвалившейся халупе теплилась лучина. За колченогим столом сидели Костромин и воевода. Разговор заканчивался.
— Одно могу сказать тебе, Иван Захарович, — говорил воевода, — смерти я твоей не желаю, беги!
— Куда же я зимой побегу? — тихо спросил Костромин. — Неведомо мне сие.
— Беги в стойбище к самоедам, там перезимуешь, а уж весной…
— А ты? — Костромин искоса посмотрел на воеводу. — Ведь и сам не в милости, а коли узнают, что не исполнил царский приказ, не сносить тебе головы. Не зря они своего человека прислали, чтобы убедиться, что все исполнено.
Воевода понурился.
— Постой, — вскинулся Костромин, — а кого прислали?
Воевода назвал.
— Да ведь я его знаю!
— Ну и что? — хмуро спросил воевода.
— Я ему добро нагадал, может, и он мне добром отплатит?
— Крючок этот? Хотя попробовать можно. И все же, — сказал воевода, продолжая прерванный разговор, — не понимаю я, как можно знать, что будет с другими, и не знать ничего о себе.