Гастон с сомнением хмыкнул:
— Так-то оно так, но весь вопрос в том, когда же будет избран папа. А если он и будет избран, то согласится ли он лишить Фернандо права на престол? Вдруг новый папа окажется ставленником иезуитов?
— Такой поворот событий вряд ли возможен, большинство кардиналов Курии не относятся к числу сторонников иезуитов, и тем не менее... — Тут Эрнан тяжело вздохнул. — Я другого боюсь, Гастон. Боюсь, что еще целый год весь католический мир будет жить без папы. Позавчера Филипп получил от нашего архиепископа письмо...
— Вот как! — изумленно вскинул брови д’Альбре. — Но ведь это...
— Да, это незаконно. Во время конклава кардиналам запрещено общаться с внешним миром. Поэтому помалкивай — ни слова никому, ни полслова, иначе нашему архиепископу не поздоровится. Ты понял меня?
— Да, конечно, я буду молчать. Я же не Симон, который... Ну, и что пишет наш архиепископ? Как дела на конклаве?
— Дела неважнецкие. Коллегия раскололась, и яблоком раздора, как и следовало ожидать, стало предполагаемое воссоединение западной и восточной церквей — вернее, не само воссоединение, а те уступки, на которые согласился покойный папа. Из тридцати двух кардиналов тринадцать, чертова дюжина, являются непримиримыми противниками любых уступок греческой церкви, одиннадцать — такими же яростными его приверженцы созыва Объединительного Собора на условиях, согласованных с восточными владыками. Эти одиннадцать кардиналов, в их числе и наш архиепископ, поклялись на Евангелии, что скорее отрекутся от своего сана, чем допустят срыв объединительного процесса, и решили блокировать выборы папы до тех пор, пока восемь колеблющихся кардиналов и, по меньшей мере, трое из тех тринадцати не согласятся проголосовать за одного из них.
— Блокировать выборы? — переспросил Гастон. — Каким образом?
— Их одиннадцать, то есть больше трети. А для того, чтобы папа был избран, его кандидатура должна собрать не менее двух третей голосов от общего числа присутствующих на конклаве кардиналов. Выборы происходят ежедневно, утром и вечером, и всякий раз каждый из этих одиннадцати голосует сам за себя.
— Ага, понятно. Стало быть, в том, что у нас до сих пор нет папы, виновны сторонники объединения?
— Не совсем так. Чертова дюжина яростных противников тоже не лыком шиты. Они и себе поклялись на Евангелии, что будут до конца отстаивать чистоту веры и не допустят соглашательства с ортодоксами. Беда в том, что сама постановка вопроса не оставляет простора для маневров и компромиссов.
— И что же теперь будет, коль скоро обе группировки настроены так непримиримо? Неужели придется ждать, пока часть кардиналов не протянет ноги, обеспечив преимущество одной из сторон?