Леди Клариса сдержала свое слово. Чек с причитающейся долей, положенный на имя Эвелин Монтегю, обеспечил обучение в школе этих малышек и помог Герцогине пристроить других питомиц. Однако имя Эвелин Монтегю осталось только на счете. Хотя Герцогиня поселилась в удобных, пусть и скромных комнатах, она все равно носила свои лохмотья и бродила по улицам, высматривая девочек, попавших в беду.
– Ты выглядишь такой красавицей, Мария, – Мелисса обняла свою сестру, а затем и зятя. – Джоко, ты тоже выглядишь замечательно. Ты понимаешь, как тебе повезло?
Волосы Джоко были расчесаны до золотого блеска, лицо сияло счастьем. Он крепко прижал к себе Марию.
– Кажется, понимаю. Она красива, как ангел, и очень умная. Я женился на машинистке.
Мария лучезарно улыбнулась ему:
– Скажу то же и про тебя, милок, – сказала она на уличном жаргоне. – Ловкий как кнут. Крутой. О-о, я вышла замуж за проклятого легавого!
Герцогиня положила ладонь на руку Марии:
– Ты заботься о нем получше.
Они обменялись красноречивыми взглядами.
– Надеюсь, что буду, – вздернула подбородок Мария.
Длинные ресницы Герцогини опустились, а затем снова поднялись.
– Уверена, что будешь, Мария Уолтон. По-моему, ты даже позволишь ему красть, если ему этого захочется.
Мария улыбнулась ей, и каждая из них прикоснулась губами к щеке другой. Затем Герцогиня встала на цыпочки и звонко чмокнула Джоко. Тот наклонился, чтобы обнять Пан и Бет, а те восторженно расцеловали его.
Питер радостно кивнул им с кучерского сиденья экипажа миссис Шайрс. Берт с глубоким поклоном и широкой улыбкой распахнул перед ними дверцу.
На ступеньках экипажа Мария отдала Мелиссе букет и помахала всем рукой. Джоко поставил ногу на ступеньку, но рука Ревилла жестко легла на его плечо. Вор замер.
Усмехнувшись, инспектор протянул ему свою правую. Джоко потряс ее. Раздался шорох бумаги.
– Мой дополнительный подарок, – сказал Ревилл в ответ на вопросительный взгляд Джоко. – Кое-что, в чем больше я не нуждаюсь.
Когда экипаж отъехал, Джоко развернул бумагу.
– Что там, любимый?
Не сказав ни слова, он подал ей листок. Ревилл вернул ему признание.
Не помня себя, Мария положила руки на горячие, влажные плечи Джоко. Губами и языком он ласкал ей грудь. Ее сосок пульсировал и ныл от сладкой муки.
Джоко двигался внутри нее длинными, осторожными толчками. Они начинались у отверстия в ее теле и обжигающей лаской погружались в самые глубины ее влажного чрева. Глубоко внутри себя она предвкушала его силу и стонала каждый раз, когда он прикасался к самой сокровенной точке ее тела.
– Не надо, – выдохнула она. – Ох, пожалуйста… не надо…