Сакура проявила к выбору одежды полное равнодушие, поэтому Фрэнсин пришлось самой покупать ей вещи, исходя из давно проверенного принципа удобства и практичности. Назад они возвращались пешком, сгибаясь под тяжестью огромных пластиковых пакетов.
Дорога к их дому лежала через небольшой уютный парк, где играло множество детей. Сакура остановилась и стала наблюдать за ними.
– Мы можем хоть немного здесь посидеть? – спросила она у Фрэнсин. – Я устала.
– Мы уже почти дома, – возразил Манро.
Сакура погладила рукой рану на голове.
– Мне нужно отдохнуть! – Она сердито покосилась на Клэя, – Неужели это преступление?
– Это не преступление, – спокойно объяснил он, – но я очень, не хочу, чтобы тебя тут заметили.
– Кто тут может меня заметить?
– Тебя, может быть, и не заменят, а вот на меня точно обратят внимание. – Клэй взял ее под руку. – Давай вернемся в квартиру, там и отдохнешь на террасе. Не вижу никакого смысла сидеть в этом парке и привлекать к себе внимание.
Она вырвала руку и отвернулась.
– Не хватай меня за руку!
– Клэй, пусть она посидит здесь несколько минут, – решила Фрэнсин. – Свежий воздух пойдет ей на пользу. А я вернусь домой и приготовлю ужин. К тому же мне нужно позвонить в одно место.
– Ладно, – неохотно согласился Клэй, искоса поглядывая на Сакуру.
Они сели на скамью, глядя на удаляющуюся Фрэнсин. На детской площадке собралось много малышей. Они весело вскрикивали, громко смеялись, прыгали через бревна и гонялись друг за другом. За ними внимательно присматривали филиппинские няни, а чуть дальше чинно сидели их родители, бабушки и дедушки, обмениваясь последними сплетнями. Сакура пристально смотрела на детей, судорожно вцепившись в скамейку. Она очень соскучилась по сыну и с трудом переносила разлуку с ним.
– Сколько лет твоему малышу? – как бы между прочим спросил Клэй.
– Почти два с половиной года.
– В таком возрасте дети, вероятно, очень много болтают?
– Да, с той лишь разницей, что Луис свободно болтает на английском, французском и лаосском. Он… – Она запнулась и сглотнула горечь, внезапно подступившую к горлу.
– Ты любишь его отца?
– Да.
– Но ты же говорила, что он плохой человек.
– Это сейчас он плохой, а когда-то был очень добрый и хороший.
– А потом он испортился?
– Может быть, он всегда был плохим, но обнаружила я это слишком поздно, – Сакура повернулась к нему, словно хотела убедиться, что он правильно понял ее слова. – Я такое пережила, что почему-то решила, что никогда не смогу родить ребенка. Мне казалось, что ужасы войны навсегда лишили меня способности производить на свет детей. Именно поэтому я не предохранялась и, в конце концов, залетела.