– Мистер Фелтон, – сообщил Терман-старший, – был настолько добр, что купил твоему младшему брату армейский чин. – Старик замолчал.
Элиот выжидал. Конечно, отец собирался сказать что-то еще, поскольку Фелтон не мог не поставить еще какое-нибудь условие.
Однако этого, судя по всему, не случилось, потому что отец молча смотрел на него с выражением боли и отчаяния.
– Мне жаль тебя, – сказал старик. – Твоя мать и я будем счастливы в деревне: ты знаешь, мы ведь любим простую жизнь. Но ты... Мне не следовало так бездумно обращаться с твоим наследством, сынок.
– Да, не следовало, – ответил Элиот резко. – Как это ты угодил в лапы Фелтона?
– Я не знал... Он всегда был так добр, а потом...
Через пять минут Терман понял все. За последнюю неделю Фелтон скупил все отцовские векселя и завладел типографией. Он «любезно» пощадил мать с ее вдовьей долей и в качестве акта милосердия предоставил им возможность купить брату армейский чин.
– Теперь все дело за тобой, – сказал отец.
– За мной? – удивился Элиот, все еще не совсем осознав слова отца.
– Денег нет, мальчик. Этот дом... – Он обвел взглядом комнату. – Он оплачен только на неделю. Тебе лучше немедленно рассчитать своего слугу. Полагаю, у тебя есть какие-нибудь соображения насчет твоей будущей профессии: должно быть, в этих своих школах ты многому научился.
Элиот погрузился в молчание.
– Я стараюсь не беспокоиться за тебя, – заметил старик. – У тебя столько друзей по Рагби, они помогут тебе выпутаться. Может быть, даже найдут для тебя место секретаря у какого-нибудь вельможи. Ты всегда хорошо писал, не так ли?
Элиот с трудом разомкнул губы.
– Вон! – выкрикнул он.
– Но...
– Вон! Ты разбазарил мое наследство и разрушил мою жизнь. Единственное хорошее, что я вижу во всей этой истории, – это то, что мне не придется больше слушать глупую болтовню выжившего из ума старика! Мы никогда не принадлежали к одному кругу, никогда!
Генри Терман медленно поднялся с места.
– Поверь, ты всегда желанный гость в нашем доме, Элиот. Мы знаем, что ты выше нас, но в трудную минуту ты сможешь вернуться домой.
– Никогда! – бросил Элиот в лицо старику. – Никогда!
Генри Терман, спотыкаясь, вышел из дома, чувствуя себя таким больным и несчастным, каким только может чувствовать оскорбленный человек. Впрочем, он действительно разорил сына, и это особенно огорчало его. Элиота растили как надежду семьи, как молодого джентльмена, собиравшегося вступить в аристократическое общество. Теперь он на короткой ноге со всеми этими лордами и, конечно, приземлится на все четыре лапки. Друзья помогут ему, например Дарлингтон, о котором сын всегда рассказывал с таким восторгом.