– Лидинька, начинай, – крикнул инструктор.
Лидинька легла, сжимая винтовку. Закрыв левый глаз, выпятив губу, сдунула упавшую на лицо прядь волос. Прицелилась…
Цокнул выстрел – и почти у самого центра яблочка выскочила рваная метина. Девять.
Лидинька вздохнула, нахмурилась, снова сдунула капризную прядку. Выстрелила и сразу крикнула:
– Десять!
– Нет, девять.
– Ну, так сейчас будет десять!
И снова выстрелила. Мишень казалась нетронутой. Лидиньке хотелось побежать самой, но это запрещалось. Инструктор медленно шел к мишени.
– Браво, Лидок, в самую сердцевину.
Лидинька искоса победоносно оглядела свою свиту и деловито сказала:
– Восемнадцать и десять – двадцать восемь. Еще два выстрела.
Снова выстрел. Свита зашевелилась, несколько человек бросилось к мишени.
– Десять! Браво, Лидинька! Десять!
Лидинька строго скомандовала:
– Отойдите от мишени – стреляю.
Парни напряженно следили за ее востреньким профилем, слившимся с винтовкой. По ее руке прошла дрожь. Она опустила дуло, перевела дыхание, потом быстро вскинула винтовку и выстрелила.
– Сколько? – крикнула она и сама побежала к мишени. В черном яблочке, одна к другой, – три рваные точки.
– Сорок восемь из пятидесяти возможных, – объявила она и медленно пошла обратно, слегка рисуясь под восхищенными взглядами парней.
Она надела пальто, натянула берет смелым движением девушки, уверенной в том, что как ни надень, все будет на ней хорошо, и сказала тому, кто стоял всех дальше от нее:
– Коля, пойдем.
Едва они вышли из тира, как торжествующее лицо Лидиньки стало тревожным и виноватым. Коля сказал глухо:
– Значит, решено, Лидок. Откладывать больше нельзя.
– Я подготовлю ее, а ты поговоришь, – испуганно сказала Лидинька. – Она тебя лучше послушает.
Очередь у больницы уже вытянулась длинным хвостом, но еще не пускали.
А в палате тяжелобольных жизнь шла своим чередом. Старуха в хорошем, после обеда, настроении непрерывно болтала, жадно поглядывая вокруг, все ли ее слушают:
– Я бы и сейчас побежала, ноги-то еще славу богу, да вот туфли не ходят. А вы чего лежите? Э-эх, в ваше время меня не то что в больницу – домой не затянуть было! Бывало, ветром прохватит, и жар и озноб, а я как пойду-у – никто резвее не плясывал.
В дверях показалась тоненькая бледная женщина с завитыми на папильотках локончиками у висков, с цветком в петлице больничного халата.
– Гроза Морей, заходи, заходи! – крикнула старуха, и заулыбалась, и кивнула на цветок. – Муж приходил, Танюша?
Танюша присела возле старухи, неохотно ответила:
– Муж.
Одна из больных обиженно вздохнула:
– Хорошо, кого муж балует… Небось живете – не замечаете.