– План блестящий, – признала она. – Но, как только министр поймет, что, помимо всего прочего, он еще и потерял свое состояние, разъярится, как зверь. Тогда уж он наверняка постарается доказать, что старик не мой отец.
– Возможно, и разъярится, – сказал Пациенца. – Но он только пыль поднимет.
– А эти злополучные письма, что они представляют собой?
– Это письма, которые Немезио написал Марии из Парижа в 1939 году. Их перехватила тайная полиция, и с них сняли копии. Некоторые оказались в руках Сильвии де Каролис, которая пыталась шантажировать старика, но в результате лишь отправилась в изгнание.
– Теперь я понимаю, что заставило его изменить свое мнение относительно нерасторжимости брака, – сказала Анна, задумчиво кивая. – Но что же такое в этих письмах, о которых знают все, кроме меня?
Миммо Скалья не смог скрыть своего замешательства. Он завертелся на стуле, взял в руку пузырек с чудодейственными каплями, но тут же снова поставил его на столик. Достал сигарету и жадно понюхал ее.
– Иной раз закурить, – с сожалением вздохнул он, – это большое психологическое облегчение.
Анна взглянула ему прямо в глаза.
– Дядя Миммо, – с ласковым укором сказала она. – Не води меня за нос.
Пациенца закинул ногу на ногу и сложил руки на коленях, подавшись вперед.
– Ты знаешь, что между нами полное доверие, – проговорил медленно он. – Но то, что я должен рассказать тебе – вещь чрезвычайно деликатная. Это история об интимных отношениях: речь идет о твоей матери.
– У нее были другие мужчины, кроме Немезио и старика? – встревожилась Анна.
– Да нет, – сказал он. – С чего ты взяла?
– Тогда, во имя всех святых, проясни это дело. Чтобы меня зачать, отец и мать должны были спать вместе. – Последовала длительная пауза. – Так ты скажешь мне или нет, что за чертовщина была в этих письмах?
– Там написано, – пробормотал адвокат, набираясь духу, – что в июле 39-го года, когда ты была зачата, твоя мать и Немезио тоже имели… ну… интимное сношение.
– Так это и есть доказательство, что я не дочь Чезаре Больдрани, – воскликнула Анна.
– Да нет, – возразил Пациенца.
– Но почему нет?
– Потому что в то же самое время твоя мать…
– Моя мать?.. – напряглась Анна, которая хотела знать всю правду.
– Твоя мать была и с Чезаре. Вот я тебе и сказал, – наконец-то освободился он от этой тяжести.
Анна побледнела и бессильно поникла в кресле.
– Это хуже, чем я думала, – проговорила она с тоской. – Нельзя доказать, что я дочь Немезио, но также нельзя доказать, что я дочь Больдрани. Одно несомненно – это то, что я дочь…
– Не надо, – прервал ее Пациенца.