– Я бы никогда тебя не узнал, – сказал офицер. – Сейчас ты похож на человека.
– У меня было время привести себя в порядок, – лаконично ответил Чезаре. Он умолчал о том магическом воздействии, которое произвела в его взводе записка со штемпелем командного пункта. Ему не только дали возможность помыться и переодеться, заменив на новую ту грязную, превратившуюся в лохмотья форму, которая была на нем, но даже нашли место рядом с водителем в грузовике «ФИАТ 18-БЛ», чтобы он смог без промедления добраться сюда.
– Садись, – пригласил его капитан, указав на один из двух стульев с высокими спинками, стоящих перед столом.
Чезаре послушался, хотя и чувствовал некоторую неловкость, садясь в присутствии офицера.
– Ты правильно сделал, что поверил моему слову. Надеюсь, ты это сознаешь?
– Да, синьор капитан. – Он приготовился отвечать коротко и вежливо, не вступая в долгий разговор.
– Сигарету? – подвинул ему Казати серебряный портсигар.
– Если вы, синьор капитан, не имеете ничего против, – сказал он, – я бы предпочел свои.
В этой комнате царил давно забытый покой, точно и не было войны. Оба неторопливо закурили, сделали по затяжке и одновременно выпустили дым.
– Налей себе чего хочешь. А мне коньяк, стакан, надеюсь, не разобьешь, – улыбаясь, сказал офицер.
– Мне приходилось работать в остериях. Там я имел дело со стаканами и напитками, – ответил Чезаре.
Чезаре встал и разлил коньяк по бокалам. Они пили и разговаривали, словно знали друг друга давно, но парень главным образом слушал. Ему нравился этот капитан с приятными манерами и аристократической внешностью; нравился спокойный и мужественный тембр его голоса с немного тягучим грассирующим «р», его изящные руки с ухоженными ногтями, их мягкая, лишенная порывистости жестикуляция. Казати держал бокал из дорогого хрусталя, словно это было заурядное стекло, но даже обычное стекло в его руках казалось бы дорогим хрусталем. Его каштановые волосы, гладкие и тщательно расчесанные, оставляли открытым бледный лоб, а тонкий нос, светлые, почти рыжие усы и мягкие губы придавали лицу приятное выражение. На мизинце правой руки он носил золотое кольцо с выгравированным на нем дворянским гербом.
– Я прочел твое личное дело, – сказал ему офицер. – Там написано, что ты круглый сирота, что у тебя есть сестра и трое младших братьев. Ты глава семьи. И несмотря на это, ты пошел на фронт. У тебя что, призвание быть героем?
– Я с 99-го года. Меня призвали, и я пошел. Вот и все.
– Похоже, что ты не все говоришь, – взглянул на него офицер внимательно.
– Как бы то ни было, у меня нет этого, как вы сказали… призвания быть героем.