– Можешь положиться на меня, я прослежу за последними приготовлениями к походу, – произнес Пейн. – При первых проблесках зари мы будем готовы выступить.
Прошло больше четырех лет после подписания контракта о помолвке, и все это время он провел в битвах и служении своему сюзерену.
Ранульф рассеянно подошел к очагу, в котором потрескивал огонь, и уставился на языки пламени.
В то время помолвка с Арианой Кларедон казалась ему здравой мыслью – политически выгодный ход, который обеспечивал ему земли и наследников и скреплял союз с могущественным семейством, имевшим поместья по всей Англии.
Причины, по которым этого брака хотел ее отец Уолтер, были столь же корыстными и, возможно, еще более политизированными. Уолтер поддерживал короля Стефана, однако же понимал, что однажды верх могут взять императрица Матильда и ее сын Генрих. Поэтому прозорливый лорд Кларедон обручил свою четырнадцатилетнюю дочь с нормандским рыцарем, который поддерживал Генриха, с твердым намерением оставить ее под надежной защитой могущественного супруга, если английская корона поменяет хозяина…
В то время, размышлял Ранульф, скандал, связанный с его рождением и сомнительным происхождением, уже не являлся преградой, потому что он как раз вступил в права наследства и полупил славу Вернея, а это, вдобавок к наградам, уже заслуженным на турнирах и в сражениях, сделало его одним из самых богатых и славных рыцарей Нормандии.
Обеим сторонам это казалось удачной партией.
За исключением того, что едва высохли чернила на пергаменте, как Ранульф стал мечтать о свободе.
Он всего лишь раз встречался со своей невестой – перед празднованием помолвки. Тогда Ариана была совсем девочкой, но он ее все еще помнит: длинное тонкое тело с какой-то жеребячьей грацией; светлые волосы оттенка между соломенно-желтым и медным; простые черты лица, заостренные скулы, усыпанные веснушками; и огромные серые глаза, которые, казалось, видели больше, чем он хотел ей открыть.
Ариана показалась ему вполне невинной, даже обладавшей непорочным очарованием, и это удивило и привлекло его. Однако годы могли ее изменить, с сожалением думал Ранульф. К настоящему времени она вполне могла выучиться всему тому, что так присуще ее полу – искусству быть жестокой, лгать и быть вероломной.
Жизнь сделала его подозрительным. Собственная мать, виновная в нарушении супружеской верности, обрекла его на вечную пытку, приговорив к аду отцовской ярости. Из-за ее неверности Ранульф был вынужден сражаться за свое право рождения, за свою личность, за само свое существование.