– Так, так, – поспешил поддакнуть Грановский.
– Мертвые ведь не могут разговаривать. Они, конечно, не говорят плохого, но и хорошего сказать ничего не могут. Какая нам от этого польза? А вообще, уважаемый наш адвокат, зачем вам забивать себе голову ненужными подробностями? Вы что, на самом деле желаете знать, как мы будем с ними общаться?
«Действительно, зачем это мне?» – удивился Грановский.
– Проза жизни, – подтвердил Монгол. – Поверьте, ничего интересного.
Семен Иосифович сел в свою машину. «А ведь Суворов не просчитался, – подумал он. – Такая женщина может многое. Могу дать голову на отсечение, она способна даже на убийство».
– Здравствуйте! Это опять я, – увереннее, чем в прошлый визит, произнесла Елизавета, приветствуя своего подзащитного.
Зверев уставился на нее долгим немигающим взглядом:
– Кто ты?
– Вы меня разве не помните? Я к вам уже приходила. Я ваш адвокат – Елизавета Германовна.
– Я тебя не звал.
– Я знаю. Меня назначили к вам в качестве адвоката. Я буду защищать ваши интересы в суде.
Зверев молчал, вперив в Елизавету пустой бессмысленный взгляд.
– Я хотела бы выяснить ваше отношение к предъявленному обвинению, – продолжила она. Не будучи уверенной, что ее клиент понял хоть что-нибудь из сказанного, она попробовала сформулировать свои мысли проще: – Ну как вам объяснить? Скоро будет суд. Так? Там вам будут задавать вопросы о том, признаете ли вы себя виновным. Я хотела выяснить, что мы будем говорить в суде.
– Э-э? – протянул он.
«Вот наказание! Что мне с ним делать, интересно знать?» Тут Елизавета спохватилась и, сунув руку в портфель, извлекла оттуда горсть конфет. Воровато взглянув на стеклянное окошко, она убедилась, что никто за ними не наблюдает. Зверев, увидев пестрые этикетки, заволновался.
– Дай! – протянул он огромную ручищу.
– Возьми. Это тебе. Ты просил меня в прошлый раз. Видишь, я не забыла. Интересно, а ты помнишь, что рассказывал следователю?
Зверев сжался. Глаза у него стали испуганными.
– Я ничего не говорил. Я ничего не знаю.
– Нет, знаешь! Что ты рассказывал следователю об Александре Суворове?
– Ничего… Александр Петрович хороший. Он никого не убивал.
– Значит, убивал ты! Ну, что скажешь?
– Э-э… – Зверев закатил глаза.
Вопросы, видимо, настолько были неприятны Звереву, что лицо его болезненно исказилось, и он понес какую-то чушь:
– Ты хорошая… А он виноват… Он сгорел. Я никому ничего не сказал… Никому… Александр Петрович будет злиться. Виноват двойник! Я все сам хотел сделать. – Лицо его сделалось плаксивым. – Ты хорошая… Ты никому не скажешь?