— Что это?
— Открой — и узнаешь, — сообщил Стас, опускаясь в свободное кресло. — Для того и существуют коробки, чтобы их открывать, не так ли?
Кира извлекла коробку из пакета и, увидев рисунок на ней, забыла обо всем на свете. Затаив дыхание, торопливо открыла и восторженно взвизгнула:
— Стас!
— Тише! — сказал он, добродушно и не без удовольствия улыбаясь. — А то соседи решат, что я тебя убиваю.
Вика, вытянув шею, с любопытством наблюдала, как Кира осторожно, словно величайшую драгоценность, вынимает из коробки изящный чайничек из темной глины с узорчатыми боками, лепными иероглифами и драконами и ручкой в виде изогнувшейся змеи, имевшей весьма веселый вид.
— Господи, Стас, — умиленно произнесла она, прижимая чайник к груди, словно любимое дитя. — Но когда? Как? Ведь магазины давно закрыты.
— Да я его еще в Симферополе купил, когда за едой ходил, — Стас сунул в рот сигарету. — Там ведь тоже полным-полно таких чайных лавчонок. Я не ошибся? Ты ведь на такой чайник плачуще смотрела? Насчет денег не беспокойся — купил исключительно на свои.
— Так ты его сейчас с собой забирал?
— Ну да. Чтоб ты его не нашла и не испортила торжественность момента, — он откинулся на спинку кресла. — Я люблю вручать подарки, особенно на публике, — Стас улыбнулся Вике, которая качала головой так, словно не верила своим глазам, — чтобы она оценила, какой я милый. Это ласкает мое самолюбие.
— И она оценила, — заметила Вика. Кира плюхнулась на подлокотник, обхватила Стаса за шею и звонко поцеловала в щеку.
— Я тебя обожаю! Теперь каждый день у меня будет настоящее чаепитие, а не какое-то там…
— Много ли тебе надо? — с усмешкой заметил Стас, нагибаясь, чтобы поднять выроненную сигарету. — Кусок глины — и ты уже счастлива.
— Это не просто глина — это… — руки Киры исполнили в воздухе некий торжественно-взбалмошный танец. Вика вырвала у себя сдавленный всхлип.
— Ей-богу, слезы наворачиваются от созерцания таких трогательных родственных отношений.
Стас закурил, прищуренными глазами глядя на нее сквозь дым.
— Только не слезы — от них бывает плесень, а у нас ее и так предостаточно. Кира, надеюсь, я заслужил того, чтобы вальяжно развалиться в кресле и ничего не делать хотя бы пару часов?
— Ты так говоришь, будто я немилосердно изнуряю тебя трудом с утра до вечера, — укоризненно заметила Кира, выходя из гостиной в обнимку с чайником.
Когда она вернулась с бокалами, Стас и Вика оживленно и вполне дружелюбно беседовали, причем благосклонный взгляд Стаса то и дело соскальзывал с лица Вики в ее декольте. Кира придвинула себе стул и принялась разливать вино, сжав губы и с неудовольствием ощущая подступающее неприятное чувство, что она тут немного лишняя. Она рассеянно слушала Вику, рассказывавшую о своих поликлинических буднях, о коллегах, о том, как какой-то шутник недавно принес и выпустил возле терапевтических кабинетов живого краба, и как тот, в ужасе бегая взад-вперед, вспугнул длинную очередь престарелых пациенток, а одна из них сослепу приняла краба за огромного паука и в результате вместо ожидавшегося диагноза ОРВИ отправилась в кардиологию с легким сердечным приступом. Стас тоже что-то рассказывал, но его Кира уже слушала плохо, почти не участвуя в дальнейшем разговоре. Недавняя находка не давала ей покоя. Кто были те люди на фотографиях, что связывало их с Верой Леонидовной и почему она прятала эти снимки? На фотографиях ведь не было ничего особенного — только лица, но почему-то бабушка очень не хотела, чтобы эти лица кто-то увидел. И что значат эти странные надписи? Хмурясь, она размышляла над этим до тех пор, пока Стас не встряхнул ее за плечо и не спросил с легкой тревогой: