Через мгновение мужчина лежал на ковре, подмяв под себя женские чулки любимого белого цвета.
— Гражданин Климов! Вы арестованы, — раздался знакомый голос.
Мужчина скосил глаза и увидел следователя Вострецова.
— Уведите его!
На Климове защелкнули наручники, но не успел он сделать и пары шагов, как на него набросилась Николь. Она колошматила его кулаками, пинала ногами и визжала, как рассерженная свинья. Ее насилу оттащили в сторону.
— Ну, будет, будет, — утешал ее мужчина в форме. — Тебя же предупреждали. Неужели испугалась?
— Испугалась, — хихикнул другой. — Черта с два! Не видишь, у нее под глазом светильник. Вот она и волнуется.
— Дураки вы все, — рыдала Нинка Бубенцова. — Ничего вы не поняли… Я ведь ему поверила. Думала, правда режиссер. Думала, завтра — замуж. Клянусь, меня в жизни никто так не кидал, как этот извращенец с козлиной бородкой!
…Елизавета хотела обсудить со следователем Вострецовым кое-какие спорные моменты в легенде Климова. Она уже выписалась из больницы и чувствовала себя сносно, но воспоминания о той жуткой ночи на даче до сих пор леденили кровь. Тем не менее она была рада, что после пережитых испытаний ей удалось вернуть любовь Андрея и обрести друга в лице Вострецова. Последний оказался, кстати, весьма неплохим мужчиной, немного въедливым и не в меру юморным, но незлопамятным и готовым всегда прийти на помощь.
Вот и сейчас, открывая дверь его кабинета, она предвкушала очередное рифмованное приветствие в ее честь и неизменный черный чай. Вот за кружкой этого самого доброго напитка она собиралась поделиться с ним своими сомнениями в таком туманном и запутанном деле Климова. Но она не была готова к тому, что ей предстояло увидеть.
На стуле, опершись головой о стену и раскинув ноги в стороны, сидел… Чулочник! Дубровская инстинктивно подалась назад, намереваясь захлопнуть дверь и бежать без оглядки. Но голос Вострецова, насмешливый и спокойный, остановил ее:
— Елизавета Германовна! Не смущайтесь, ваш бывший клиент в наручниках.
Она зашла и, стараясь не смотреть на Климова, тихонько села на стул поближе к следователю.
Маньяк, надо сказать, был ошарашен не меньше Дубровской. Он глядел на нее приоткрыв рот, и даже ноги он постарался расположить более компактно, не перегораживая ими узкий проход.
— Что, Климов, — улыбнулся Вострецов, — явление умершей изумленному зрителю?
Но тот уже пришел в себя. Он растянул губы в какой-то незнакомой, отталкивающей ухмылке:
— Шутишь, начальник? Я рад видеть госпожу адвоката. Надеюсь, она не откажется меня защищать?
Елизавета смотрела на человека, которому совсем недавно она доверяла все свои секреты и даже собственную жизнь. У нее не укладывалось в голове, как она могла принять физиономию типичного уголовника за мученический лик невинно пострадавшего от следственного произвола. Его тонкие нервные пальцы уже не казались ей музыкальными. Они были обагрены кровью многочисленных жертв, бедных девчонок, которых эта нелюдь судил сам, по своим собственным законам. Она содрогнулась.