Конверт прогнал с нижней шконки торговца наркотиками, предложив Свечникову спать на более престижном и удобном месте. Предложил чифирнуть. Лишь только новый постоялец «хаты» пригубил коричневого напитка, мысли его обрели былую стройность, уверенность. Отходя ко сну, задержанный все более и более утверждался в мысли, что все закончится хорошо.
Весь вечер Виталик-Конверт рассказывал новому знакомому о своих проблемах, о том, что пытается разыскать тут, в «Петрах», какого-то спортсмена-беспредельщика и наказать его. Свеча кивал, поддакивал, но на самом деле слушал собеседника рассеянно.
Вскоре объявили отбой. Свечников устало смежил веки. Перед глазами сумбурным вихрем пронеслись отрывочные картины минувшего дня: поездка с пацанами на «стрелку», «терка» с березовским Шмелем, неожиданный ментовский наезд, разговор с тем самым желтозубым руоповцем Воиновым, который пытался кошмарить его признаниями Укола…
Скоро он уже крепко спал. День на новом месте начался кошмаром — протяжным, хлещущим.
Свечников проснулся от какого-то мерзкого стука. Стучали, судя по всему, в металлическую дверь и тоже чем-то металлическим. Новому обитателю камеры казалось, будто кто-то невидимый, но страшный и агрессивный, словно злой тиранозавр из курса школьной биологии, тяжелым ломом лупит его по нежному темечку.
С огромным трудом поднял голову, посмотрел в зарешеченное окно рассвет вплывал в помещение серый, грязный, мутный. Наверняка небо над Петровкой было затянуто тучами.
Стук, казалось, нарастал: так нарастает звук реактивного истребителя, подлетающего к аэродрому, и Свеча понял: заснуть ему уже не удастся.
— Подъем, подъем! — послышался за дверью чей-то на редкость грубый голос.
Задержанный поднялся, невольно подумав о том, что все ментовские голоса в чем-то одинаковые — и если не в высоте, не в тембре, но наверняка в интонациях.
— Подъем!
— Свеча, кентуха, вставай, сегодня банный день. — Конверт сбросил серый «вшивник», то есть одеяло, пружинисто поднялся и, проходя к умывальнику, крикнул в сторону двери: — Будет тебе стучать, «пупкарь» долбаный! Глухих нет.
После завтрака задержанных вывели в коридор и повели мыться.
Баня — а точней, помывочная — представляла собой несколько отдельных кабинок.
— Вот у нас под Красноярском баня на зоне была, так это баня, — подмигнул Свечникову Конверт, быстро сбрасывая одежду. Его тело оказалось сплошь в густых, фиолетовых татуировках, свидетельствующих о несомненно высоком авторитете в блатной иерархии. Он объяснил, что на помывку дается один тазик горячей воды и один холодной. В этой воде еще и постираться надо было…