Вогулы восторженно взвыли. Тимчер нацедил из невесть откуда взявшегося бурдюка правителю полную чашу, поднес. Тот выпил маленькими глотками, щелчком подбросил ягоду и молниеносным поперечным движением превратил ее в две. Воины заорали с таким восторгом, словно их хан только что забил решающий гол в суперлиге.
— Ну, урус, — Ильтишу, усаживаясь на подушки, покровительственно хлопнул ведуна по плечу, — чья рука крепче?
— Хорошо, на валенки не спорил, — угрюмо ответил Олег. — Не то ехать бы мне дальше пешком.
— Молодец, урус, — одобрительно хлопнул хан гостя по плечу. — Слово крепкое, умеешь побеждать, умеешь и горечь встретить. Мимир! Голодом меня уморить хочешь?
Невольник подхватил прут, торопливо перебежал с окороком к столу и принялся строгать тонким ножом ломти мяса прямо в миску из-под кумыса. Настрогав полную емкость, он отошел назад к огню.
— А хазарки? Хазарки где, Мимир?!
Из темных углов выбежали четыре босые девицы, одетые лишь в тонкие шерстяные шаровары с привязанными к поясу бубенчиками и в длинные полупрозрачные шелковые фаты. Они принялись танцевать, мелко подрагивая бедрами, и шатер наполнился мелодичным звоном.
— Валенки, молвил, уцелели? — Зевнул Ильтишу, наколол на нож кусок мяса, отправил в рот. — А на что они тебе, урус? Оставайся. Куда тебе ехать? Зачем? Два коня, три сумы — разве то жизнь? Юрту дам, отару, четырех коней, пару невольников. Дело ратное знаешь, кузнечное, верю, тоже. Известно, все ковальщики с нечистью яшкаются. То и ладно. Лишь бы дело разумели.
— Нет, хан. — Середин тряхнул головой, отгоняя перемешанную с опьянением дрему. — На добром слове спасибо, но надобно мне до родной стороны ехать. Своя земля завсегда дороже.
— Так и доедешь… — внезапно засмеялся хан. — Как лето, так вместе с болгарами в набег и поедем. Две доли в добыче дам, урус. Как ковалю и как ратному человеку.
— Нет. — Середин отвалился набок, облокотившись на локоть. — То не дело. Не пойду в набег. Пойду порубежье оборонять. От этих… Болгар… И откуда они взялись-то тут на наши головы?
— Дык, внуки Свароговы! — опять загоготал вогул, и смех его подхватили прочие воины. — Поставлены богом жирок с урусов топить. Рабов собирать, хлеб увозить, серебро вытрясать. На кой оно урусам, коли болгары есть?
— Я ентим болгаркам хавалки-то пообрезаю, — насупился ведун. — Тоже мне, братья-славяне.
— Ты, урус, как в полон попадешь, всем сказывай, что мой ты, беглый, — продолжал веселиться Ильтишу. — Я тя наказывать не стану. И кормить велю от брюха. Токмо молотом стучи. К болгарам не ходи: голодом уморят.