Его Военное Величество Очередного Кормчего, Прижизненного Друга Города, убили.
По-деловому убили. Как говорится, ничего личного.
И ведь не варвары, а свои, простые рубахи-парни, спекулянты, которым поперек горла стал запрет на изготовление браги и самогона.
Однажды с жуткого бодуна Кормчий-Тридцатый дал зарок не пить самому и не давать другим. Заодно, решив окончательно оздоровить нацию и вспомнив при этом учение о пользе хождения босиком, Кормчий отдал приказ: «Здоровье нации – в пятках!» И, подумав, добавил: «Чем хуже – тем лучше!». Потому-то все немедленно стали ходить босиком – хоть по снегу, хоть по колючей проволоке. Особенно в том деле преуспели маги: они с незапамятных времен считали лучшим закаливанием человеческого ума именно хождение по всяческим не предназначенным к тому вещам – горячим углям, гвоздям, битому стеклу, шипам и прочим весьма опасным для тела предметам. Им-то и пали карты в руки.
Теперь утренняя гимнастика начиналась с обязательного прижигания пяток, отчего Железный отряд заметно охромел.
Пользуясь благоприятным политическим моментом, интриганы-бражники («Хорьки от дрожжей и сахарных плантаций», – как их назвали потом в официальном некрологе) подсыпали в утренний кофе Кормчего растолченный в пыль бриллиант. Кормчий с удовольствием откушал чашечку напитка, после чего занемог почками и умер. Правда, перед этим успел отдать приказ «Всех расстрелять!», но не уточнил, кого и сколько десятков. Посему приказ исполнен не был.
Отошедшего поместили в морозильник, где уже лежало очень много мертвых (и один живой, только сумасшедший) Кормчих.
Следующий Кормчий объявил себя Гуру Первым, назвал войну священной и сообщил, что основной смысл той войны – в непрестанной медитации. Согласно новым канонам веры, теперь пернатые ракеты перед вылетом освящались буддистскими монахами. Откуда их столько взялось в Городе, никто не знал, но заунывное: «Ом мане падме хум!» – разносилось по всем улицам с утра и до утра.
Разбитые небоскребы ныне чернели не пробоинами в стенах, но дырами от утерянного зуба Будды.
* * *
– Вот здесь, – показал пальцем Колдун.
Машина остановилась, Уорл вылез из-за руля и огляделся. Наверное, это был или конец тоннеля, или его поблажка – машина стояла возле мраморных ступеней, а вверху, на выходе, через дверной проём светлело дневное небо.
– Приехали, – мрачно сообщил Уорл, – я так и думал. Ох, же… – Он достал прицел, тщательно протер оптику грязным платком и засек облако в небе. Облако было непривычно лохматое и белое. А небо подозрительно голубым. – Пошли, что ли?