И все-таки перед самым нырянием в этот самый шлюз он последний раз глянул окрест. Вообще-то на звезды, Луну и прочее, но… Он понял, что еще не все проиграно. Теперь, сидя в тепле и уюте внутренностей «Зонда», он понимал, что это была очередная Сирена, приманка господина Космоса. Если бы он рыпнулся… Уже ходил бы по орбите, привязанный к «девятке» пятнадцатиметровым тросом…
Так вот. Что бы он сказал, если бы из ЦУПа сейчас посоветовали сменить траекторию? «Понимаете, – доложил бы он через шуршание радиационных поясов, – маневрировать сейчас нельзя. Дело в том, что на кончике правой солнечной батареи, точнее, на размещенной на ней пеленгационной антенне, висит, болтается… В общем, там ящик с Аномалией зацепился креплением одного из ремней. Неизвестно, сколько он там провисит, тем более что болтается – никак не угомонится после пинка. И, честно говоря, неизвестно, висит ли он еще там в настоящий момент».
А когда его попросят доложить о плане действий – из тактичности с ЦУПа скажут, что ему на месте виднее, он… Короче, придется ответить, что сейчас он собирается вздремнуть, хотя бы полчасика, тем более что ракета вот-вот войдет в ночное полушарие естественного спутника. Возможно, с ЦУПа посочувствуют усталости и скажут, что это верное решение, но карьера космонавта Владислава Николаевича Волкова на этом закончится. Правда, сейчас не до размышлений о карьере и о медалях-звездах. Надо бы вообще добраться до Земли. Но вот поспать все-таки необходимо, ибо когда корабль выйдет из полосы тени, нужно будет снова навинчивать шлем и отправляться в надоевшую открытость космоса.
А вот сейчас нужно не забыть только одно – завести встроенный в пультовую панель будильник. «Плюс» тридцать минут от текущего момента.
– Что там с американцем? – запросили «Пингвины» Центр управления через некоторое время. Когда уже спокойно набрали привычные одиннадцать километров в секунду.
Им пояснили ситуацию, исходя из данных, полученных с помощью все того же научно-исследовательского судна «Космонавт Юрий Гагарин».
– Ну и слава богу, – констатировал летчик-космонавт Добровольский по поводу услышанного.
– Разве ты не жалеешь, что он уцелел? Скажи честно, – спросил у командира корабля Виктор Пацаев. Теперь аврал кончился, они были ровней – экипажем, и не имелось ничего зазорного в обращении на «ты».
– Я что тебе – головорез-наемник? – удивился Добровольский.
– Но ведь они могли раскваситься в кашу? – расширил глаза Пацаев.
– И мы могли, – пожал плечами Добровольский. – Все бывает. Бой есть бой.