– Шли бы вы своей дорогой! – тяжело гаркнул он в промежутке между атаками. – Разминка окончена, сейчас начну убивать!
Однако они ему не поверили. Еще через некоторое, короткое время, показавшееся археологическим периодом, он получил тяжелый удар по голове: все поплыло перед глазами. Затем ударили по лицу, поскольку он еще не упал: надежное сцепление хранило его от такого казуса. Он почти перестал видеть, и не только от звездочек, мелькающих перед глазами, – от последнего удачного удара произошло временное нарушение зрения: зрачки сжались, словно вокруг была ночная тьма. Пилот не сдавался, он уже не мог применять блоки, но сделал несколько сильных прямых ударов в выплывающие из тьмы пятна-лица. Наверное, это решило дело: у последних из нападающих сдали нервы. Он еще стоял, хотя сознание уплывало от него со скоростью фотонной ракеты, когда они побежали, прихватив раненых, опасаясь его и военной полиции.
Затем он упал, и микрокрючки на подошвах нехотя отпустили своих ковровых братьев, вырывая их с корнем.
* * *
Теперь Хадас в очередной раз сменил обстановку. Вначале это была камера для арестованных, потом родная каюта, о которой он с умилением вспоминал там – в подземном мире Гаруды, а теперь это была больничная палата. Над ним последовательно трудилась целая группа врачей и десятки видов восстанавливающих силы и здоровье препаратов. Похаживал к нему и подполковник Дюбари. Вначале он выяснял подробности инцидента, а после обычно высказывал свои стратегические соображения. Посему Хадас наслаждался не только отдыхом, но и дискуссиями.
– Мы владели силой, корвет-капитан, чудовищной силой. Она была настолько подавляющей всякое сопротивление, что мы могли просто наслаждаться ею. Как кошка, играющая с мышью и не доводящая дело до конца: она – для продления удовольствия, мы – для других, не имеющих сейчас значения, целей. Однако мы увлеклись и потеряли бдительность. Вроде бы дохлая мышь внезапно ожила. Она ухватила нас громадными зубами, появление коих мы прошляпили, и едва не перегрызла горло. Нас спасла случайность. Вы согласны с этим, капитан?
– Может, и так, но ведь справедливость на нашей стороне? – переметнулся Хадас.
Клавдий Дюбари воззрился на него с некоторой долей превосходства.
– Послушайте, офицер, при чем здесь это? Справедливость, несправедливость… Какая, к черту, разница, друг? Мы считаем действия справедливыми, потому как мы на этой стороне, будь мы на той – все было бы иначе. Вы снова не согласны?
– Но ведь есть справедливые и несправедливые войны, разве не так?