А потом по катеру беглецов прошлась взрывная волна. Судно ударило могучей кошачьей лапой, сдвинув на добрых два десятка метров вместе с водой и воздухом. Грохота Сергеев не слышал – он оглох раньше, за доли секунды до того, как звук достиг его ушей.
С неба падали обломки, дымящиеся, горящие, блестящие на солнце. В воздухе зависла бензиновая, остро пахнущая взвесь. Рядом с бортом, так близко, что Михаил мог дотронуться до серой, как кожа дельфина, поверхности, в воду обрушилась торпеда. Катер залило волной, а огромный металлический цилиндр пошел ко дну, напоминая падающую авиабомбу – несущий винт свободно вращался в набегающем водяном потоке.
Они вылетели из облака водяной пыли, как пробка из горячей бутылки с «Игристым», и прошлись встречными курсами вдоль борта второго преследователя – от силы на расстоянии двадцати шагов.
Автомат в руках у Кручинина бился, как пойманная птица, и плевался огнем и гильзами. От бронированных жалюзи, прикрывающих рубку, летели искры. За ту секунду, что суда расходились, он выпустил по противнику весь рожок. А Сергеев судорожно рвал из-под сиденья застрявший там гранатомет и матерился – мишень стремительно удалялась.
Мангуст грозно «зыркнул» через плечо, точь-в-точь как атаман Лютый на цыгана Яшку во время погони в «Неуловимых мстителях», показал зубы и вывел двигатели на предельные обороты. Они вновь неслись к барражирующему в нейтральных водах «Академику Мстиславу Келдышу» – к своей единственной надежде на спасение. Но до спасения было еще далеко, а вот до смерти – рукой подать. Кубинский торпедоносец, развернувшись, снова бросился в погоню. Правда, теперь расстояние между ними было около полумили, но для «эрликона» это не дистанция, и для УБ* тоже.
С борта охотника метнулась в воду вторая торпеда. Ее скорость была на добрый десяток узлов больше, чем скорость обоих катеров: и беглеца, и преследователя, а запас хода – четырехкилометровым. Чуть меньшее расстояние оставалось до белоснежного борта «Академика Келдыша» – совершенного научного и шпионского судна, которое эта торпеда могла с легкостью отправить в морскую пучину.
Кубинский катер несся за «прогулочником», как легавая за зайцем – забыв в пылу погони обо всем на свете. Сергеев с ужасом смотрел на сутулую спину Мангуста, склонившуюся над штурвалом, на вырастающий стремительно корабль с российским флагом на корме, и то и дело оглядывался на белый бурун, виднеющийся среди волн, уже в ста метрах от их кормы.
И это расстояние сокращалось с каждой минутой.
Они вышли из прибрежной зоны. Ветер крепчал, волна становилась все более и более крутой. Длинный корпус судна уверенно рассекал мохнатые гребни, но иногда его ощутимо бросало из стороны в сторону. Изменился и цвет воды – она стала гораздо темнее, утратив ультрамариновую голубизну. По поверхности катились белые барашки. Но торпеду было видно достаточно хорошо: пенный след перечеркивал вскипающие верхушки волн поперек, словно доисторическое чудовище скользило под водой вслед за беглецами.