– Для человека с больной ногой ты весьма резво передвигаешься по лесу.
– Это все благодаря мокасинам. Они очень мягкие и удобные.
Она поглядела сначала на кожаные мокасины, облегающие его стопы, затем на русые волосы, золотящиеся на солнце.
– Только не пытайся уверить меня, что твои далекие предки были индейцами. Для этого у тебя слишком светлые волосы, да и глаза не того цвета. Вот в моих жилах действительно течет индейская кровь. По материнской линии. Помню, мама рассказывала, что ее прадед был из племени криков.
Алан с интересом взглянул на нее.
– В самом деле?
– Угу.
– Видимо, индейская кровь очень сильная, если она дает о себе знать даже через столько поколений.
– Видимо, да, – усмехнулась Дженни.
Они немного посидели рядом в тишине, наслаждаясь неожиданным покоем. Солнце пригревало спины.
– Как рука? – спросил он.
Она подняла свою забинтованную кисть и немножко повертела ею.
– Хорошо. Нет, в самом деле я чувствую себя значительно лучше, спасибо.
Элементарная вежливость требовала ее задать ему такой же вопрос о его ноге, но она не решилась, понимая, что тем самым нарушит установленные им границы.
Ей почему-то вспомнилось, как он завязывал ей шнурки на кроссовках. Большие руки были такими нежными, что ее тут же затопило теплое чувство к этому сильному и гордому человеку, который не оставил ее, не позволил в одиночку сражаться со своими проблемами.
Алан читал в ее лице как в раскрытой книге. На нем были написаны десятки, сотни вопросов. Он чувствовал, как ей хочется получить на них ответы, и восхищался ее сдержанностью.
Она держалась тихо и скромно, была непритязательна, не проявляла излишнего любопытства и всячески старалась как можно меньше попадаться ему на глаза. Ему нравилась эта ее черта. Он проникся уважением и к тому, как она приспособилась к их вынужденному заключению на острове. Как и он, Дженни предпочитала одиночество и умела быть наедине с собой.
Еще он понял, какое потрясение она пережила вчера, когда узнала о том, что может лишиться пансиона, который считала своим домом.
Она сидела, закрыв глаза и подставив лицо осеннему солнцу, а он любовался ею, ее переливающимися под солнцем черными кудрями, ее загорелой кожей, хорошеньким носиком с маленькой горбинкой.
– Дженни, – позвал он ее.
Она открыла глаза, повернула голову и взглянула на него из-под густых черных ресниц.
– Да?
– Ты поможешь мне в одном деле?
– Да, конечно, – с готовностью отозвалась она.
Тепло и благодарность затопили ему грудь. Ее детская доверчивость и готовность сию минуту прийти на помощь пробуждали в нем такие чувства, которые он уже давно позабыл. С тех пор как расстался с Элизой.