Эйвилль закивала.
– Там, где окончится дорога Гелерры, ты останешься в стороне от схватки. Следи за миром, не за сражением, понятно?
– Повелитель подозревает западню? – радуясь своей догадливости, вставила вампирша.
– Примерно. Меня особенно интересует, нет ли из того мирка какой-нибудь тайной тропки. Если кто-то и может это обнаружить, так это лишь ты, Эйвилль. С моей кровью в тебе.
«И кое для кого ты покажешься лёгкой добычей, моя дорогая».
Коротко кивнув воспрявшей вампирессе, Хедин резко повернулся и вышел из шатра. Сейчас ему казалось, что всё внутри пропахло той самой гнилью, источаемой ночными кровососами.
К нему тотчас бросились оба эльфа, обращённых Эйвилль.
– Повелитель… – жадно облизнулся один, не в силах отвести взгляд от запястья Познавшего Тьму, где красовалась пара аккуратных дырочек. – Повелитель… не снизойдёт ли в великой своей милости…
Коротко, не замахиваясь, Хедин пнул вампира в лицо. Жадный, сосущий шепоток прервался, вампир сдавленно взвыл, опрокинулся и замер, боясь шелохнуться.
Второй предусмотрительно пал ниц, не произнося ни слова.
Хедин презрительно хмыкнул и прошёл мимо.
Вампиры, одно слово. Что с них взять.
* * *
Ракот и рыцари Ордена Прекрасной Дамы никуда не торопились. Но и не мешкали без нужды – очутившись в чужом мире, рыцари тотчас построились походным порядком, телеги встали четырёхугольником, кони влегли в постромки – и небольшой отряд двинулся прямо за высокой фигурой в алом плаще, развевающемся, несмотря на полное безветрие. Бывший Владыка Тьмы шагал, в задумчивости положив руку на загривок летучего зверя и невидяще глядя в небо. Чёрная бестия вела своего господина, словно собака-поводырь – незрячего хозяина.
Среди исполинских деревьев малому войску оказалось сподручно – лесные гиганты так далеко раскинули толстенные ветви, что на земле меж неохватными стволами ничего не росло, густая тень не давала подняться даже сорной траве.
Кони неспешно ступали по толстому ковру из опавших сухих листьев. Тишина, ни звука, безветрие, безмолвие, бесптичие. Нет и мелких лесных тварюшек, шуршащих у корней, прячущихся в дуплах и среди ветвей. Только деревья-гиганты: они словно не терпели никакой ещё жизни рядом с собой.
Рыцари слегка покачивались в сёдлах; оруженосцы и сквайры, как и велит устав, присели за высокими бортами телег, держа наготове снаряжённые двухдуговые арбалеты.
На языке у Ракота вертелась обычная в таких случаях фраза: «Не нравится мне эта тишина». Он не мог вспомнить, сколько раз произносил её – на сотнях различных языков, под самыми причудливыми небесами и в самом удивительном обществе.