Я доставала из-под деревьев припрятанный там надувной матрас, укладывалась на него, подставляя голую спину солнцу, и принималась кропать наброски моего будущего романа. Время от времени карандаш выпадал из моих ослабевающих пальцев, я роняла голову на скрещенные руки и начинала дремать. Потом так же внезапно глаза мои приоткрывались, и я принималась отслеживать происходящее вокруг. То меня интересовал полет шмеля, который все норовил усесться на мою руку, то яркая бабочка, кружившая над моей плетеной сумочкой, то паутинка, зацепившаяся за нижние ветви сосен. Одним словом, течение мыслей в этом прелестном месте становилось на редкость безмятежным, плавным и умиротворенным. Проблемы переставали быть проблемами, а воспринимались как психоз взбалмошной бабы на пороге менопаузы. Окружающие люди казались приятными и ненавязчивыми. А погода... Боже, это же просто чудо, что за погода стояла в эти дни!
Сегодняшнее утро, вернее, уже почти полдень мало чем отличался от всех предыдущих. Жаркое солнце, белый песок, милые сердцу голубоватые блики воды и полнейшее ощущение изоляции от всего остального мира.
Неторопливыми движениями я выпростала из-под ветвей матрас, в который раз подивившись его прочности, сняла с себя сарафан и, устроившись поудобнее, взяла в руки карандаш.
Удивительное дело, слова без труда складывались в предложения, а дремоту, одолевшую меня под палящими лучами солнца, тут же как рукой сняло.
Я просто диву давалась, не успевая записывать галопирующие мысли. Сюжетная линия, которая прежде едва лишь угадывалась, выстроилась совершенно четко, открывая простор для дальнейшего развития действия и раскрытия образов. Короче, я не услышала звука приближавшихся шагов.
– О-о-о, милая! Процесс пошел, как вижу? – раздался вкрадчивый голос Семена над самым моим ухом. – Ты, я гляжу, не очень-то и скучаешь?
Неторопливо собрав в стопку исписанные листочки, я убрала их вместе с карандашом в сумочку и, с наслаждением потянувшись, скатилась с матраса на голый песок и улеглась на спину.
– Что так рано? – поинтересовалась я ровным, ничего не выражающим голосом, рассматривая супруга из-за стекол солнцезащитных очков.
– Рано? Счастливые часов не наблюдают? – Незнамов упал на задницу недалеко от моего изголовья. – Скоро три, дорогая. Время обеда. Я вернулся, тебя нигде нет. Народ уже гурьбой потянулся в харчевню, а любимой нет и нет.
– И ты забеспокоился, – подвела я итог его словам.
– Да, а должно было быть по-другому? – В голосе моего Незнамова появились игривые нотки, видимо, и на него здешняя атмосфера возымела-таки влияние. – Ты так загорела, дорогая...