– Ну ты чего не звонишь-то? – недовольно протянул Володя. – Жду, жду, как дурак…
– Ой! – вскрикнула Ирина. – Володька, миленький, прости… Я совсем забыла… Понимаешь, замоталась…
– Ну ладно, – миролюбиво отозвался Надыкто. – Хватит оправдываться. Ну так что, мы идем в кино или нет?
– Слушай, Володька… – запнулась было Наумлинская, но, быстро совладав с собой, продолжила: – Скажи, а сколько эти билеты стоят?
– Двести рублей каждый, – слегка опешил тот. – Зачем тебе?
– Володь… – Наумлинская медлила, не так-то просто было решиться на такую просьбу. На том конце провода раздавалось напряженное сопение. – А ты не мог бы их сдать? Ну, обратно в кассу? Или не примут?
– Да примут, наверное, а в чем дело? – упавшим голосом поинтересовался Надыкто.
– Я сегодня не смогу пойти в кино, и мне очень нужны деньги… Просто позарез, – выпалила Наумлинская и замолчала.
Молчал и Надыкто. Через какое-то время, показавшееся Ирине вечностью, он прокашлялся и сухо спросил:
– Сколько?
– Рублей триста, – последовал быстрый, слегка смущенный ответ.
– Не скажешь зачем? – Теперь его голос звучал отстраненно и холодно.
– Скажу, обязательно скажу, – горячо заверила его Наумлинская и добавила: – Только не сейчас.
– Как знаешь, – обиженно буркнул Надыкто. – А когда тебе нужны деньги?
Наумлинская посмотрела на настенные часы. Они показывали половину третьего. Отнять час на дорогу… Короче, получалось, что выходить из дому ей нужно было через час. Это она и сообщила Надыкто, испытывая невероятные угрызения совести.
– Ну хорошо… – откликнулся после паузы Володя. – Минут через сорок принесу.
– А давай возле метро встретимся? – предложила Ирина.
Ей почему-то не хотелось проводить время в напряженном ожидании. Да и потом, если Надыкто явится к ней домой, будет трудно избежать болезненных объяснений. А так, возле метро, они перекинутся парой слов, она пообещает, что позвонит вечером, чмокнет Надыкто в щечку, и все.
– Ну хорошо, – согласился Володя. – В половине четвертого у метро.
«Ну почему я не сказала ему правду? – ругала себя Наумлинская, подводя верхние веки темно-синим карандашом. – Как паршиво все получилось… Бедный Володька! А может, не ездить ни в какой Чехов? Встречусь с Кити, заберу кассету – и домой?»
В какой-то момент девушка почти уговорила себя не ехать в Чехов, но потом, глянув на свое отражение в большом, овальной формы зеркале, произнесла вслух:
– Поздно.
Она бы не ответила на вопрос: «А что, собственно говоря, поздно? Менять решение или ситуация, а вернее, ее чувства зашли слишком далеко?» Но в душе появилось смутное ощущение чего-то неотвратимого, чего-то такого, что должно свершиться вопреки всему. Яснее Наумлинская вряд ли бы смогла выразиться, да этого и не требовалось. Она должна быть там. Должна снова увидеть Рэма. Просто не может не увидеть.