— Не надо, — поморщился Невзор, — Велена, ежели не в настроении, слов не подбирает. Моего приятеля, помню, так обложила, когда без спросу на двор зашел, что он полдня не свой ходил, а уж если в избе нас найдет… — Невзор махнул рукой. — Посидим у порога, может, объявится.
Они присели возле двери на двух бревнах. Середин снял перевязь, потянулся.
— Искупаться, что ли? Припекать начинает.
— Вода уже остыла: ночи холодные. — Невзор вздохнул. — Скоро осень, а я все маюсь, как шатун.
— Ты уверен, что Велена поможет?
— Надеюсь.
Солнце било в глаза бликами от воды, ветерок совсем затих. Середин почувствовал, что еще немного, и он заснет прямо здесь, у порога незнакомой женщины. «Это, пожалуй, будет невежливо», — решил он. Встал, встряхнулся.
— Пойду, освежусь. А то в сон клонит.
— Смотри, водяной утянет.
— Чему быть — того не миновать.
Он разделся позади избы, ступил в воду. Она и правда была холодной. Прыснули из-под ног мальки. Раздвигая плавающие листья, Середин зашел по грудь. Тело в воде казалось зеленоватым, как у русалки.
— Олег Середин — русалка, — пробормотал он, — без хвоста, но с …м-м… что за бред в голову лезет, — подивился он сам себе, вдохнул воздух и шумно нырнул, сложив руки над головой.
Сразу исчезли все звуки, мир вокруг был желто-зеленый, солнечные лучи копьями пронзали воду, истончаясь и пропадая в сумраке глубины. Середин скользил вдоль колышащихся водорослей; пузырьки, срываясь с губ, щекотали лицо. Он сильно греб, чувствуя под ладонями упругость воды, ощущая в себе принадлежность к этому спокойному, бесшумному миру, где все происходит беззвучно, будь то рождение или смерть. Бесшумно сидит в засаде щука, бесшумно кормится карась: неслышный бросок из засады — и вот уже жертва, истекая темной кровью, бьется в зубах хищника. Русалки играют, переплетаясь прекрасными телами, где-то здесь водяной: зеленая борода колышется, мутные глаза полуприкрыты. Он наблюдает за русалками, любуется, выбирает. «Интересно, как он их пользует? А если б я стал русалкой? Ха, это было бы весело! Ведь если по своей воле — то, наверное, будешь таким, как при жизни. Тление не затронет, раки и сомы не будут рвать разлагающуюся плоть, а русалки примут, как своего собрата. Надо только не бояться, а вдохнуть поглубже, вздохнуть, наполнить легкие и дышать этой чистой водой…»
Крест, давно пульсирующий на запястье под повязкой, стал обжигающим, и Середин пришел в себя. Легкие горели, руки от недостатка кислорода сделались ватными, бессильными. Он рванулся к поверхности, с ужасом понимая, что не доплывет — зеркало воды, пронзаемое солнечными стрелами, было высоко над головой. Так высоко, что казалось мутным, засиженным мухами окошком. Стискивая зубы, Олег глотал слюну, пытаясь отсрочить неизбежный вздох, когда сознание уже не управляет телом, когда глоток воды кажется желанным глотком сладкого воздуха и губы сами раскрываются в тщетной надежде наполнить тело жизнью…