Группа готовится к выступлению.
С собой для дальнейшего продолжения операции Клишин взял только девять «драконов». Остальных оставил возле места взрыва дожидаться вывоза на базу. «Шмель»[9] уже вызван. С «бортом» прибудет прокурорская команда, чтобы засвидетельствовать уничтожение джамаата эмира Сафара. Следователи, как всегда, прибудут в сопровождении собственной охраны – обычно с ними спецназ внутренних войск летает или даже просто внутривойсковики – не спецназовцы. Пока будет производиться осмотр, пока будет продолжаться бесконечное написание протоколов осмотра места операции, вертолет вывезет свободных «драконов». Клишин тем временем с оставшейся третью своего отряда планирует осмотреть опустевшую базу джамаата Сафара, разминировать обязательные «ловушки», а потом, показав базу тем же самым следователям, вылететь с места событий еще до того, как прокурорские сотрудники завершат свою работу…
Подполковник приказывает отправляться в путь. Первым следует его команде, естественно, пленный разведчик-радист боевиков. Отстать от Клишина он просто-напросто опасается. И не видит насмешливых взглядов остальных спецназовцев. Известно, что спину буравит только сердитый взгляд…
Жест рукой показывает направление.
– Вперед! К утру мы должны все дела закончить…
Шаг сразу берется быстрый. Пока путь лежит в гору и ладони упираются в колени, помогая ногам распрямляться. Под гору шаг перейдет в бег. Тогда ладони будут обдираться при торможении ими о стволы деревьев. Так всегда бывает на марше в лесистых горах…
* * *
– Что со мной будет? – спросил радист.
И вопрос не праздный. И очень беспокоит радиста, судя по тому, что он даже дыхание перевести не успел во время короткого привала, разрешенного подполковником как раз из-за наличия пленного. Без него тренированные «драконы» смогли бы преодолеть весь путь без отдыха и в более высоком темпе. Но они опытные, отдых, значит, отдых. И не болтают, дыхание берегут. Пленный не бережет, его сильно тревожит его дальнейшая судьба. Похоже, всю дорогу он только и думал о том, что его ждет, но спросить открыто боялся, и все же решился, когда сумел перевести дыхание.
– Не переживай… Разберутся!.. Если того заслуживаешь, посадят, как и полагается, надолго… Лучше бы навсегда… Не заслуживаешь – для приличия помурыжат в СИЗО и отпустят к жене под теплый бочок… – подполковник в свои сорок два года не знал, что такое сбитое дыхание, и ответил спокойно, словно час уже под деревом сидел.
– Я только радист… – тяжело вздохнул разведчик.
Это не оправдание, это мольба. Пленник сам понимает, что слова его малоубедительны и никакого впечатления не производят, но не произнести их он просто не может.