– Я пойду… – сказал еще раз и встал.
Тапочками шаркнул. Они у него такие, шуршащие… Наверное, вышел. Но дверь, кажется, оставил приоткрытой. У меня на двери замок такой, что громко щелкает. Я еще немного полежала, потом голову подняла и убедилась, что дверь приоткрыта. После этого встала и в кресло пересела. Даже не пересела, кажется, а упала в кресло… Света в комнате не было, свет только через приоткрытую дверь из коридора шел, и я просто стала в стену смотреть. В рисунок на обоях… Абстрактный рисунок, размытый, и когда-то он мне нравился своей неопределенностью… И вдруг рисунок этот изменился, и я лицо мамы увидела. Даже испугалась… А мама на меня смотрела и улыбалась… Приветливо… И долго…
А потом она пропала. Обои стали пустыми и скучными. И мне так стало не хватать маминой улыбки, так стало одиноко в этой комнате, что просто сил не было уже одной оставаться…
* * *
Аркадий Ильич на кухне сидел. И пил коньяк. Бутылка была уже почти пустая, и фужер перед ним пустой. И мой фужер рядом стоял. Аркадий Ильич налил в него чуть-чуть на донышко. Но я пить не стала. Опять слезы разморозятся, потекут рекой… Просто села рядом, руки между колен зажав, и почему-то качалась – вперед-назад, вперед-назад… И так до бесконечности… Мне так легче было… Я словно бы сама себя усыпляла и уходила куда-то далеко-далеко под облака, где было не так больно…
– Менты думают, что это твой отец… – сказал Аркадий Ильич.
– Нет… – сказала я отстраненно, но уверенно. И ни в какие подробности вдаваться не захотела. Просто одним словом все сказала, и пусть он непроизнесенное сам понимает…
– Я тоже, как менты, считаю… Он думал, что я в машине буду…
– Нет… – повторила я без всякого нажима. Зачем спорить и утверждать то, что я и без него прекрасно знаю. Это он папу не знает, а я знаю. И спорить на эту тему не хочу… И объяснять ничего не хочу… Знаю, и этого достаточно…
– Его сейчас, наверное, уже арестовали… – добавил Аркадий Ильич.
– Нет… – повторила я.
– Я им сказал, где было свидание назначено. Они в кафе поехали, туда, в «Кавказский дворик»…
Он, кажется, был пьян. Он сообщал мне, что послал ментов к папе, чтобы папу арестовали, как каялся. Но я твердо знала, что в тот же день, когда я маму потеряла, я не могу еще и папу потерять. Это было бы высшей несправедливостью…
– Нет…
У меня спина устала от раскачиваний. Заболела и заломила. А потом голова закружилась. И я опять к себе в комнату ушла. В кресло упала. И там не шевелилась. И не спала… И ничего в голове моей не было – пустота и безысходность, и больше ничего… И опять счет времени потеряла…