Вот и Триумфальная. Смешно. Еще два года назад здесь стоял Маяковский. Теперь на его месте — памятник Павлу Первому, а напротив, на месте снесенного ресторана «София», — памятник Джорджу Вашингтону. Император-дворяноборец и первый президент Америки стоят лицом друг к другу, у обоих на губах легкая улыбка — словно эти деятели, как-никак современники, наконец-то условились о чем-то, о чем двести лет назад не смогли договориться. Колька решил пройти по Тверской до «Пушкинской», а уж там окончательно понять, куда двигаться дальше. Тверская уже ожила. Открылись бесчисленные «бутики», цветочные магазины, «спиритс» (спиртного теперь — хоть залейся, вот было бы раздолье покойному отцу), магазины игрушек, «буксторы», кофейни, деликатесные, лавки мороженого — американские «Бен энд Джерри», «Баскин Роббинс», японские «Сноу брэнд», всякие прочие — ешь не хочу, «лакшури шопе», «Сире», «Робак», германские магазины «Карштадт», английские «Маркс энд Спенсер»… Эх, да что там, были бы деньги. Потной рукой Колька залез в один карман джинсов, погремел там даймами, квортерами и долларами, в другом кармане ощупал «ломоносы»… — нет, никаких преждевременных трат, весь день впереди.
И все-таки — куда ехать? Колька выудил из кармана дайм, положил его на ноготь и подщелкнул — орел или решка? Точнее, морда или факел? «Если факел — еду на „Кони-Айленд“. Если морда — гуляю по „Витману“». Увы, Колька не знал, кто изображен на аверсе десятицентовика, поэтому называл этот профиль, как и все его сверстники, «мордой».
Дайм, зазвенев, взвился в воздух, а вот поймать его Колька не смог — уж очень маленькая монетка, промахнулся. Дайм покатился по тротуару, спрыгнул на мостовую и… провалился в водосточную решетку. Колька окаменел. ДЕСЯТЬ ЦЕНТОВ! Он плюхнулся на живот — хрен с ней, с оксфордской рубашкой — и попытался в темноте колодца разглядеть никелевый блеск дайма. Куда там! И глубоко, и ничего не видно, да, наверное, к тому же вода внизу. Все еще лежа на асфальте, Колька понял, что еще чуть-чуть — и он разревется. Ну, нет. Шестнадцатилетнему это не положено. Надо по-мужски переживать несчастья. Дайм сгинул, зато в кармане еще четыре доллара девяносто центов. Вот ими надо распорядиться с умом. А раз так — к черту «Витман», там вход только за центы, надо ехать на «Кони-Айленд-ВДНХ», где принимают рубли. Подумаешь, два «ломоноса» за вход.
Колька спустился в метро на «Пушкинской», купил за двадцатитысячник жетон, доехал до «Китай-города» и пересел на другую линию. В вагоне ему не понравилось. Прямо напротив расположилась группа чиканос. Они лузгали семечки — почему-то мексиканцы и пуэрториканцы особенно полюбили этот вечный московский товар — очень громко разговаривали, хохотали, и Кольке казалось, что смеются над ним. «У, жиды банановые!» — подумал он, но вслух ничего не сказал — известно, чикано всунуть москвичу перо в бок ничего не стоит.