Роуленд никак не отреагировал на это замечание. Он снова подошел к столу и уселся.
– Итак, приступим, Макс? – Он бросил взгляд на часы. – Ты хотел рассказать мне о Женевьеве Хантер…
– Разве?
– Да, сам должен помнить. Давай, Макс. До твоей следующей встречи осталось лишь десять минут. Мне нужны детали. Все детали! От «а» до «я»!
– Роуленд, но мы уже говорили об этом. Тебе известно практически все…
Лицо Роуленда стало замкнутым и сосредоточенным. Он подался вперед.
– Возможно, – сказал он. – В таком случае расскажи мне все это заново.
Теперь по утрам Джини гуляла. Иногда – час, иногда – два, но маршрут всегда выбирала наугад. Ей нравились эти прогулки – они заряжали энергией ее тело, очищали ум, благодаря им день пролетал быстрее. Когда она оставалась дома, то чувствовала себя обязанной попытаться хоть что-нибудь написать, однако слова, появлявшиеся на экране монитора, отказывались складываться в фразы и казались лишенными смысла. Оставаясь дома, Джини слишком остро чувствовала отсутствие Паскаля. Эта квартира стала их первым общим домом. Они вместе нашли ее, вместе обставили. Их любовь прикоснулась к каждому стоявшему здесь предмету. А прожили они здесь вместе пять месяцев.
Квартира эта находилась на верхнем этаже экстравагантного дома с башенками, сконструированного архитектором, который по тогдашним – 1868 года – меркам считался чуть ли не авангардистом. Когда-то здесь располагалась студия Розетта, тут был частым гостем Раскин, однако Джини не интересовала история этого дома. Она ее просто не чувствовала. Для нее жизнь здания с башенками началась в тот день, когда они с Паскалем впервые увидели его. Рука об руку они вошли внутрь и замерли в немом восторге. Джини только и смогла, что восхищенно вздохнуть. Столько недель бесплодных поисков, когда им предлагали похожие друг на друга перестроенные мишурные особнячки по безумным ценам, и вот они нежданно набрели на это чудо.
Тут была одна большая комната-студия с высокими, словно в церкви, потолками. Винтовая лестница из нее вела на галерею второго этажа, где располагалась спальня с полками, уставленными книгами, и огромным – во всю стену – окном, выходившим на север. Солнечные лучи, падавшие сквозь него, играли на стенах. Они пришли сюда в яркий весенний день, когда пробуждается все живое, и сквозь окно в спальню заглядывала весна. Город отсюда был невидим. Застыв у окна и затаив дыхание, Паскаль и Джини безмолвно смотрели на бледно-голубое небо, по которому наперегонки бежали облака, на ветви деревьев с пробивающимися бледно-зелеными листочками. От этого нарождающегося весеннего великолепия кружилась голова и перехватывало от волнения горло.