Джини ускорила шаг, продолжая мысленно твердить эти слова, словно молитву, и они от этого, казалось, приобретали все большую власть. К тому времени, когда Джини дошла до отеля, она уже была уверена, что эти слова дадут ей силы и помогут выдержать расставание с Макгуайром – расставание решительное и безвозвратное. Это решение она также приняла по дороге в отель.
Однако, когда чуть позже в тот же день они встретились в тесной клетушке ее гостиничного номера, от тщательно приготовленного текста остались одни только банальности и лицемерие. Джини поняла, что заготовленный ей сценарий был рассчитан на совершенно другого, причем незначительного человека, которого породило ее воображение. Произносить сейчас ту заготовку было бы немыслимым. Она явилась бы оскорблением и для Роуленда, и для самой Джини.
Она боялась поднять на него взгляд и в ужасе думала о том, что произойдет, если он к ней прикоснется. Он стоял у порога в плаще, с билетом на лондонский рейс, она же неловко отодвинулась от него и, отвернувшись к окну, принялась смотреть на огни Парижа. Пирамида, созданная из тщательно подобранных аргументов, рассыпалась в ее мозгу подобно карточному домику. «У меня нет выбора!» – отчаянно повторяла про себя Джини, но даже эти слова, которые поддерживали и дарили ей силу еще несколько часов назад, теперь не действовали. Вместе с Роулендом в комнату вошла возможность выбора. Его близость наполняла воздух неуверенностью, делала шаткими даже самые незыблемые и ясные вещи.
Наконец Джини обернулась и осмелилась взглянуть на него. Он стоял, хмурясь и глядя на дверь, словно сожалел о том, что вообще пришел сюда. Затем – заговорил. Джини едва слышала его слова и тем более не могла уловить их смысл, хотя он был вполне очевиден. Она сразу же и без малейших сомнений поняла, что он заранее приготовил прощальную речь и теперь скучно озвучивал ее.
Для них обоих было бы намного легче, если бы Роуленд и дальше продолжал в том же духе, однако по мере того, как он говорил, в нем угадывалось все большее возбуждение – в тоне, жестах, в его бледном напряженном лице. Огромным усилием воли он заставил себя произнести еще три или четыре предложения, а затем неожиданно, сделав яростный жест, умолк.
* * *
Это был не первый раз, когда в тот день Роуленд виделся с Джини. Только потом он понял, что именно их предыдущие встречи вселили в него необоснованное чувство уверенности, заставили поверить в то, что расставание пройдет легко и безболезненно.
Первый раз они встретились утром на пороге той же комнаты, но разговор их оказался недолгим: сухие, формальные вопросы Роуленда о самочувствии Ламартина и самой Джини, такие же лаконичные ответы с ее стороны. Мозг Роуленда горел от невысказанного, однако всю ночь он провел, работая над статьей, и решил, что подходящее время для разговора еще впереди.