– Тимми должен хотеть этого, как же иначе! – убежденно сказала Эмери.
– Иногда я в этом сомневаюсь. Мальчик без ступни… – Маргарет быстро сморгнула подступившие слезы. – Оррин сказал, что мы задержимся еще на день. Не один Тимми болен. Гертруда тоже никак не поправится, и Кэтти заболела. Ты можешь навестить их. Труди пошла к себе спать, а я побуду с Тимми.
Эмери прекрасно понимала, что Маргарет нуждается в отдыхе. Она подумала, что правильно поступила, отправившись спать. Худенькое тело мальчика едва выступало из-под одеяла. Но дыхание было ритмичным и ровным. Лицо его побледнело до прозрачности.
Эмери вспомнила, каким он был в Каунсил Блафсе, живым, подвижным, полным энергии, как он весело скакал на своем Ветерке. Сейчас он калека или останется таковым, если выживет, переживет потрясение, вызванное ампутацией.
– Мне кажется, жара нет, – повторила Маргарет, словно успокаивая себя. – Моя мама говорила, что у детей громадные восстановительные возможности. Поэтому они легко и быстро поправляются, если, конечно, не умирают… О Эмери! – Голос Маргарет сорвался, и она упала в объятия Эмери.
– Надо приготовить ему что-нибудь вкусненькое, – быстро проговорила девушка. – Крепкий мясной бульон, яблочный пирог, он ведь любит его.
– Я замочу яблоки. Надеюсь, у меня их хватит. Если нет, то займу немного. У Труди наверняка найдется. Их папа так любит поесть, что еды они набрали больше чем достаточно.
Труди. Даже Маргарет не замечает в ней ничего, кроме великодушия. И снова Эмери почувствовала странную смесь доброты и ненависти. Ей следует любить Труди, невзирая на ее распущенность, однако достаточно Эмери взглянуть на нее, как тут же представляет ее в объятиях Мэйса…
Эмери сказала, что останется с Тимми, пока Маргарет приготовит ему поесть и отдохнет.
– Отдохнуть? Нет… – Маргарет приложила руки к животу. – Надо посмотреть, как там Сьюзи. Она так напугалась ночью… – Губы Маргарет дрожали.
Когда Маргарет ушла, Эмери присела рядом с бочонками с мукой и беконом и протянула руку ко лбу мальчика.
«Все еще горячий, – с тревогой подумала она, – хотя и не такой, как накануне». Она подоткнула одеяло.
Мальчик застонал во сне.
– Мама… – шептал он. – Эмеральда… Эмеральда нагнулась над ним:
– Я здесь, Тимми.
Тимми поднял бледные веки.
– Эм, они отрезали ее? Мою ногу? Я помню… Мне было так больно…
– Да. Ее отрезали. Но только чтобы тебе стало лучше, Тимми.
Он замолчал. Зрачки его глаз почернели. Он казался стариком, тело которого уже отжило свое.
– Тимми, – прошептала она, – все не так страшно, как ты думаешь. – Эмери замолчала, боясь разрыдаться.