Брент коснулся ее щеки:
– Любовь моя, пожалуйста, в следующий раз будь готова закончить начатое тобой.
– Я виновата, но не хотела…
– Тогда не целуй меня больше… Пока не захочешь.
– Ты не понял. Я же сказала, что виновата.
– Понял. И знаю, что ты виновата, но предупреждаю. На будущее.
– Не беспокойся, – мягко пообещала Гейли, поворачивая ключ в замке. – Будущего не предвидится.
– Предвидится, предвидится. Мы оба это понимаем.
Гейли подняла голову, чтобы возразить. Лунный свет лился на темные волосы Брента, на широкие плечи… Она пристально вглядывалась в выражение его лица и, слегка дрожа, уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но не вымолвила ни звука.
– Спокойной ночи, Гейли, – вежливо попрощался Брент. – Увидимся завтра в галерее.
С этими словами он повернулся и зашагал по дорожке к машине, а Гейли перешагнула порог и заперла дверь, все еще трепеща от пережитого волнения.
Она скинула туфли и достала самую старую фланелевую ночную рубашку, затем умылась, почистила зубы и легла в кровать.
– Нет, это самый несносный мужчина из всех, кого я знаю, – обратилась она к потолку. – Но придет завтрашний день, будет выставка, а потом он уедет, и я никогда больше его не повстречаю.
Но внезапно ее сердце болезненно забилось. Неужели никогда?..
Гейли еще долго ворочалась в постели, много раз прикасаясь рукой к губам и припоминая свои ощущения, когда он целовал ее. Вдруг она вспыхнула, поняв, что ей страшно интересно, как он выглядит без одежды и как бы она себя чувствовала, лежа с обнаженным Мак-Келли в этой кровати.
Да, эта ночь выдалась весьма необычной. Гейли проворочалась еще несколько часов, а потом наконец глубоко-глубоко провалилась в царство снов.
Вильямсберг, Виргиния
Май 1774 года
Когда он впервые увидел ее, то понял, что ради обладания этой девушкой сдвинет горы.
Был изумительный майский день. Солнце уже высушило росу на траве и разогнало туман, когда Перси выбрался на дорогу в Вильямсберг. Хотя путешествие было долгим, он улыбался, наслаждаясь незатейливой прелестью весеннего дня. Казалось, что жизнь начинается заново – столько очарования было в природе.
Той весной на дорогах стояла непролазная слякоть, и на въезде в город Перси обнаружил неприятный факт: весь его костюм, от сапог до треуголки, был сплошь заляпан грязью. Жалкий вид имели и ладно скроенные светлые бриджи, и синий мундир. Ходить по городу, словно подзаборный пьяница, он не хотел, поэтому, перековав Голиафа в ближайшей кузнице, Перси направился прямиком в таверну мистера Гриффитца, где собирался не спеша заняться собственной персоной. Конечно, в штанах из оленьей шкуры и небеленой холщовой рубахе он чувствовал бы себя увереннее, но полковник Вашингтон предупредил его, что бравый вид и форменная одежда привлекают симпатии граждан на сторону повстанцев.