– Что ты с ней сделал?
Оттолкнула, рывком поставила девчонку на ноги:
– Что он тебе сделал?
– Ничего…
Мать обернулась:
– Хлеб купил?
Кивнул.
– Где?
– Там. -
Где там? – и подзатыльник.
Мужик, который ехал медленно за ними, засмеялся, потом крикнул: "Не по голове! По голове нас бить нельзя!" Потом добавил:
– А по жопке поздно.
Мать подобрала сетку.
– За смертью только посылать. Давай в машину!
Он пролез в аромат бензина. Круглые шипы железного пола до белизны отбиты были подковками сапог. Сел на колючее от трещин заднее сиденье и тут же вцепился в поручень. Водитель был без шеи, затылок сиял от пота и был багров от первача. Волосы матери летели.
Газик вырвался на простор и запылил промеж картофельных полей к усадьбе деда. Вот и дом с наличниками, крашеными синькой. Не разглядев забора, мужик тормознул так, что их тряхнуло.
– Виноват!
– Ну, что вы… – И обернулась:
– А с тобой еще поговорю.
Забрав у нее хлеб, мужик шутливо подставил руку кренделем:
– Я вас просю!
Вынуть ключ зажигания забыл.
Солнце жарило так, что даже пчелы угомонились. Можно было забраться в сад, но яблоки остались только осенние – антоновка и ранет. По убитой тропинке он спустился к воротам, надавил расплющенный язычок щеколды, которая, открывая, лязгнула с внутренней стороны.
Во дворе стоял дядькин мотоцикл с коляской, бродили курицы и бегала племянница-пацанка, их поднимавшая хворостиной из горячей пыли.
Собака, свесив лиловый язык из конуры, подняла мутные глаза, лапой ударила по ржавой немецкой каске, которая была вылакана и перевернута. Он поднял каску, плеснул из ведра, принес попить.
Из дому доносился шум гулянки.
Двор был весь в бело-зеленых червячках помета и отметинах куриных лап.
В нос ударил запах самогона, когда открыл дверь баньки. Гнали вчера с дедом на болотах, куда никто не сунется. Там у него шалаш и аппарат. Вытащил газетную затычку из бутылки, выдохнул, глотнул. Глаза сами вылезли наружу: как бы удивляясь градусу первача. Посмотрел на уровень, глотнул еще. Снял фанерку с эмалированного ведра, вынул кусок меда. Высосал, сплюнул воск на ладонь. В соломе, для продажи на базаре райцентра, были разложены яблоки. Выбрал не самое заметное. Стоя в тени под стрехой, обкусывал яблоко и наблюдал за пацанкой – дочкой дяди Антона и Яни. Она была в платье, но трусы, наверно, обоссала, потому что сняли с нее. Подзывая курицу, садилась враскоряку, как лягушка. "Цып-цып-цып…" Отбросив огрызок за забор (не в сад, а в картофельное поле, где не найдут), он приблизился и, подтянув штаны, присел на корточки. Делая вид, что смотрит на курицу, глядел он на эту белизну, среди которой раскрылась как бы ранка, и выпирало что-то вроде бутона алой розы.