За окном раздался голос.
Вздрогнув всем корпусом, затрясся в ужасе: "А-а-а!"
– Чего ты? Это ж я.
– Ну что?
– Ты матери не нукай! Видела сейчас твою Распрекрасную. Засосы свои замазала.
– Какие засосы?
– А после выпускной гулянки вся шейка была – я что, не говорила? Конский хвост навязала. На пляж пошли с девчатами. Хлюпики с ними какие-то из города, студенты вроде.
– Во-первых, не моя…
– Да? С пятого класса сохнешь. Думаешь, матери приятно?
– А во-вторых: ты лучше так не появляйся.
– А то что?
Друга одного чуть не пришиб. Счастье, что успел пригнуться. Гантеля с яблони отбила ветку в белых цветочках.
– Слабонервные какие… Нашу бы вам жизнь. Тогда б что с вами было?
*
Елену встретил, когда шел с матерью и чемоданом. Загорела и выгорела так, что стала, как негатив самой себя. Вспомнилось из хрестоматии про море, которое смеялось, и воротник нейлоновой рубашки, подпертый галстуком, надавил на кадык.
– Какой нарядный он у вас. Чего так рано едешь?
– Вызов пришел.
– А я через неделю. Сдам экзамен, стану витеблянкой!
Кровь ему бросилась в лицо, а мать на прощанье завела: тебе, мол, с медалью, что… Это мы вот после среднего специального наладились. Жар-птицу ухватить за хвост…
– Ухватит, вот увидите. Ведь, правда, Генка? Ни пуха, ни пера!
*
Вернулся через месяц. Выбил из пачки сигарету.
– Там тоже блат.
– А мать что говорила? Протягивай ножки по одежке.
– Главное, письменный отлично, а на устном… – Взялся за высокий лоб. – Все знаю, сказать не могу. Может, врачу мне показаться?
– Какому врачу?
– Не знаю… Логопеду?
– Не выдумывай! Здоров, как кабанище. Просто ты в отца пошел. Тот тоже: двадцать три, а как старик. Клещами слова из него не вытащишь. Еще и весь седой.
– Да ну?
– Как лунь.
– Чего?
– А партизанил.
– Так все ведь партизанили?
– Только в отряде "Чекист" у них сначала расстреливали, а после принимали. Если, конечно, доказал.
– Что доказал?
– Что можешь смерти в глаза смотреть. Приказывают яму себе рыть, ставят на край: ба-бах! Над головой. А ты как думал? Это вам все просто, а наши-то годы молодые… Ладно, сынок. Что будешь теперь делать?
– Пить буду, мать. До самого призыва.
*
Матросские ботинки.
Водонепроницаемые. Грубые и прочные. В первые годы, когда ни машины, ни даже мотоцикла не было, много наследил по району этой обувкой ВМФ. Могли бы сразу пресечь, криминалисты… До самого конца не выбросил, хранил в подполье. Да разве только их? Целый создал музей – колечки там, сережки. Сувениры. То-то им было счастье. Наконец… Брежнев. Андропов. Черненко! За время этого "застоя" стольких неповинных осудили, что просто не могли поверить…