В это тяжелое время еще не был налажен порядок в селе. Неустойчиво было административное управление. То нас приписывали к Кузьминской волости, то организовывалась новая – Федякинская, и мы были Федякинской волости.
К власти наряду с честными людьми пролезли "лабути", имеющие длинные руки. Жилось этим людям совсем неплохо.
Одного из таких "работников" судили всей волостью самосудом и приговорили к замурованию в каменный столб. Гневен русский народ, но и отходчив. Услышав крики жены и инвалида-дочери осужденного, его помиловали, а через короткий срок он снова работал в волости.
С приездом молодых учителей, при помощи сельской революционно настроенной молодежи на селе широко развернулась художественная самодеятельность. Главными организаторами самодеятельности были: Клавдий Воронцов, учительствовавший в то время в нашей школе, С. Н. Соколов и наш односельчанин Ф. А. Райский (Гришин), который был сверстником Сергея, вместе с ним окончил сельскую школу, а затем вплоть до революции колесил где-то по России, играя второстепенные роли в бродячих провинциальных театрах.
Вернувшись домой, Райский привез с собой жену, начинающую актрису, хрупкую, похожую на птичку. Рядом с ним, рано облысевшим, некрасивым, она выглядела ребенком. Оба, не приспособленные к крестьянской работе, не привыкшие к тихой однообразной жизни, они с радостью принялись за организацию самодеятельной труппы. И сельская молодежь приняла горячее участие в этом новом деле.
Сначала спектакли ставили в барской конюшне, затем в школе, а после закрытия детского дома был открыт клуб в барском доме. Я не помню всех пьес, которые игрались этой труппой, но помню, что ставили "Лес" Островского, где Аркашу играл Райский, и эта роль ему очень подходила, "Мертвые души" Гоголя, было инсценировано стихотворение Некрасова "В деревне".
Активное участие в постановке спектаклей принимала моя сестра Катя. В "Мертвых душах" она играла Коробочку, в стихотворении "В деревне" – мать погибшего охотника. В это время Катя училась в Кузьминском, где была открыта школа-семилетка.
Я хорошо помню, как эта тринадцатилетняя "мамаша", сидя у топившейся лежанки с книгой в руках, разучивала роль и плачущим голосом произносила:
Умер, Касьяновна, умер, сердешная,
Умер, и в землю зарыт!
Были организованы кружки: художественного чтения, струнный, хоровой, и иногда вместо спектаклей устраивались самодеятельные концерты. В 1922 – 1923 годах в кружке художественного чтения участвовала и я. На одном из концертов я читала стихи Сергея "Поет зима – аукает" и "Товарищ".