— Такой худой старичишка, а не легонький, — сказал один из них, поднимая Дантеса за голову.
— Говорят, что каждый год в костях прибавляется полфунта весу, — сказал другой, беря его за ноги.
— Узел приготовил? — спросил первый.
— Зачем нам тащить лишнюю тяжесть? — отвечал второй. — Там сделаю.
— И то правда; ну, идем.
«Что это за узел?» — подумал Дантес.
Мнимого мертвеца сняли с кровати и понесли к носилкам. Эдмон напрягал мышцы, чтобы больше походить на окоченевшее тело. Его положили на носилки, и шествие, освещаемое сторожем с фонарем, двинулось по лестнице.
Вдруг свежий и терпкий ночной воздух обдал Дантеса; он узнал мистраль. Это внезапное ощущение было исполнено наслаждения и мучительной тревоги.
Носильщики прошли шагов двадцать, потом остановились и поставили носилки на землю.
Один из них отошел в сторону, и Дантес услышал стук его башмаков по плитам.
«Где я?» — подумал он.
— А знаешь, он что-то больно тяжел, — сказал могильщик, оставшийся подле Дантеса, садясь на край носилок.
Первой мыслью Дантеса было высвободиться из мешка, но, к счастью, он удержался.
— Да посвети же мне, болван, — сказал носильщик, отошедший в сторону, — иначе я никогда не найду, что мне нужно.
Человек с фонарем повиновался, хотя приказание было выражено довольно грубо.
«Что это он ищет? — подумал Дантес. — Заступ, должно быть».
Радостное восклицание возвестило, что могильщик нашел то, что искал.
— Наконец, — сказал второй, — насилу-то.
— Что ж, — отвечал первый, — ему спешить некуда.
При этих словах он подошел к Эдмону и положил подле него какой-то тяжелый и гулкий предмет. В ту же, минуту ему больно стянули ноги веревкой.
— Ну что, привязал? — спросил второй могильщик.
— В лучшем виде! — отвечал другой. — Без ошибки.
— Ну так — марш!
И, подняв носилки, они двинулись дальше.
Прошли шагов пятьдесят, потом остановились, отперли какие-то ворота и опять пошли дальше. Шум волн, разбивающихся о скалы, на которых высился замок, все отчетливее долетал до слуха Дантеса, по мере того как носильщики подвигались вперед.
— А погода плохая! — сказал один из носильщиков. — Худо быть в море в такую ночь!
— Да! Как бы аббат не подмок, — сказал другой.
И оба громко захохотали.
Дантес не понял шутки, но волосы у него встали дыбом.
— Вот и пришли, — сказал первый.
— Дальше, дальше, — возразил другой, забыл, как в прошлый раз он не долетел до места и разбился о камни, и еще комендант назвал нас на другой день лодырями.
Они прошли еще пять или шесть шагов, поднимаясь все выше; потом Дантес почувствовал, что его берут за голову, за ноги и раскачивают.