— Вот как, друг Гаэтано! — сказал Франц — Так и вы занимаетесь контрабандой?
— Что поделаешь, ваша милость? — сказал Гаэтано с неподдающейся описанию улыбкой. — Занимаешься всем понемножку; надо же чем-нибудь жить.
— Так эти люди на Монте-Кристо для вас не чужие?
— Пожалуй, что так; мы, моряки, что масоны, — узнаем друг друга по знакам.
— И вы думаете, что мы можем спокойно сойти на берег?
— Уверен; контрабандисты не воры.
— А корсиканские разбойники? — спросил Франц, заранее предусматривая все возможные опасности.
— Не по своей вине они стали разбойниками, — сказал Гаэтано, — в этом виноваты власти.
— Почему?
— А то как же? Их ловят за какое-нибудь мокрое дело, только и всего; как будто корсиканец может не мстить.
— Что вы разумеете под мокрым делом? Убить человека? — спросил Франц.
— Уничтожить врага, — отвечал хозяин, — это совсем другое дело.
— Ну, что же, — сказал Франц. — Пойдем просить гостеприимства у контрабандистов и разбойников. А примут они нас?
— Разумеется.
— Сколько их?
— Четверо, ваша милость, и два разбойника; всего шестеро.
— И нас столько же. Если бы эти господа оказались плохо настроены, то силы у нас равные, и, значит, мы можем с ними справиться. Итак, вопрос решен, едем на Монте-Кристо.
— Хорошо, ваша милость, но вы разрешите нам принять еще кое-какие меры предосторожности?
— Разумеется, дорогой мой! Будьте мудры, как Нестор, и хитроумны, как Улисс. Я не только разрешаю вам, я вас об этом очень прошу.
— Хорошо. В таком случае молчание! — сказал Гаэтано.
Все смолкли.
Для человека, как Франц, всегда трезво смотрящего па вещи, положение представлялось если и не опасным, то во всяком случае довольно рискованным. Он находился в открытом море, в полной тьме, с незнакомыми моряками, которые не имели никаких причин быть ему преданными, отлично знали, что у него в поясе несколько тысяч франков, и раз десять, если не с завистью, то с любопытством, принимались разглядывать его превосходное оружие. Мало того: в сопровождении этих людей он причаливал к острову, который обладал весьма благочестивым названием, но ввиду присутствия контрабандистов и разбойников не обещал ему иного гостеприимства, чем то, которое ждало Христа на Голгофе; к тому же рассказ о потопленных судах, днем показавшийся ему преувеличенным, теперь, ночью, казался более правдоподобным. Находясь, таким образом, в двойной опасности, быть может и воображаемой, он пристально следил за матросами и не выпускал ружья из рук.
Между тем моряки снова поставили паруса и пошли по пути, уже дважды ими проделанному. Франц, успевший несколько привыкнуть к темноте, различал во мраке гранитную громаду, вдоль которой неслышно шла лодка; наконец, когда лодка обогнула угол какого-то утеса, он увидел костер, горевший еще ярче, чем раньше, и несколько человек, сидевших вокруг него.