Это все ж одной больше, чем у герцога Гиза, и он чуть не сделался французским королем, и его двоюродный брат был германским императором.
— Да, пожалуй, вы правы, — рассеянно отвечал Альбер.
— Еще бы! К тому же всякий миллионер родовит, как незаконнорожденный.
— Шш! Замолчите, Дебрэ, — сказал, смеясь, Бошан, — вот идет Шато-Рено, он пронзит вас шпагой своего предка Рено де Монтобана, чтобы излечить вас от пристрастия к парадоксам.
— Он этим унизит свое достоинство, — отвечал Люсьен, — ибо я происхождения весьма низкого.
— Ну вот! — воскликнул Бошан. — Министерство запело на мотив Беранже; господи, куда мы идем!
— Господин де Шато-Рено! Господин Максимилиан Моррель! — доложил камердинер.
— Значит, все налицо! — сказал Бошан. — И мы сядем завтракать; ведь, если я не ошибаюсь, вы ждали еще только двоих, Альбер?
— Моррель! — прошептал удивленно Альбер. — Кто это — Моррель?
Но не успел он договорить, как г-н де Шато-Рено, красивый молодой человек лет тридцати, аристократ с головы до ног, то есть с наружностью Гиша и умом Мортемара, взял его за руку.
— Разрешите мне, Альбер, — сказал он, — представить вам капитана спаги Максимилиана Морреля, моего друга и спасителя. Впрочем, такого человека нет надобности рекомендовать. Приветствуйте моего героя, виконт.
Он посторонился и дал место высокому и представительному молодому человеку, с широким лбом, проницательным взглядом и черными усами, которого наши читатели видели в Марселе при достаточно драматических обстоятельствах, чтобы его, быть может, не забыть. Прекрасно сидевший живописный мундир, полуфранцузский, полувосточный, обрисовывал его широкую грудь, украшенную крестом Почетного легиона, и его стройную талию. Молодой офицер поклонился с изящной учтивостью. Он был грациозен во всех своих движениях, потому что был силен.
— Господин Моррель, — радушно сказал Альбер, — барон Шато-Рено заранее знал, что доставит мне особенное удовольствие, познакомив меня с вами; вы его друг — надеюсь, вы станете и нашим другом.
— Отлично, — сказал Шато-Рено, — и пожелайте, дорогой виконт, чтобы в случае нужды он сделал для вас то же, что для меня.
— А что он сделал? — спросил Альбер.
— Барон преувеличивает, — сказал Моррель, — право, не стоит об этом говорить!
— Как не стоит говорить? — воскликнул Шато-Рено. — Жизнь не стоит того, чтобы о ней говорить?.. Право, вы слишком уж большой философ, дорогой Моррель… Вы можете так говорить, вы рискуете жизнью каждый день, но я, на чью долю это выпало совершенно случайно…
— Во всем этом, барон, для меня ясно только одно: что капитан Моррель спас вам жизнь.