— Берегитесь, отец; когда придет наша очередь, мы будем безжалостны.
— Я вас не понимаю.
— Вы рассчитываете на возвращение узурпатора?
— Не скрою.
— Вы ошибаетесь, он не сделает и десяти лье в глубь Франции; его выследят, догонят и затравят, как дикого зверя.
— Дорогой друг, император сейчас на пути в Гренобль; десятого или двенадцатою он будет в Лионе, а двадцатого или двадцать пятого в Париже.
— Население подымется…
— Чтобы приветствовать его.
— У него горсточка людей, а против него вышлют целые армии.
— Которые с кликами проводят его до столицы; поверьте мне, Жерар, вы еще ребенок; вам кажется, что вы все знаете, когда телеграф, через три дня после высадки, сообщает вам: «Узурпатор высадился в Каннах с горстью людей, за ним выслана погоня». Но где он? Что он делает? Вы ничего не знаете. Вы только знаете, что выслана погоня. И так за ним будут гнаться до самого Парижа без единого выстрела.
— Гренобль и Лион — роялистские города, они воздвигнут перед ним непреодолимую преграду.
— Гренобль с радостью распахнет перед ним ворота; весь Лион выйдет ему навстречу. Поверьте мне, мы осведомлены не хуже вас, и наша полиция стоит вашей. Угодно вам доказательство: вы хотели скрыть от меня свой приезд, а я узнал о нем через полчаса после того, как вы миновали заставу. Вы дали свой адрес только кучеру почтовой кареты, а мне он известен, как явствует из того, что я явился к вам в ту самую минуту, когда вы садились за стол. Поэтому позвоните и спросите еще прибор; мы пообедаем вместе.
— В самом деле, — отвечал Вильфор, глядя на отца с удивлением, — вы располагаете самыми точными сведениями.
— Да это очень просто; вы, стоящие у власти, владеете только теми средствами, которые можно купить за деньги; а мы, ожидающие власти, располагаем всеми средствами, которые дает нам в руки преданность, которые нам дарит самоотвержение.
— Преданность? — повторил Вильфор с улыбкой.
— Да, преданность; так для приличия называют честолюбие, питающее надежды на будущее.
И отец Вильфора, видя, что тот не зовет слугу, сам протянул руку к звонку.
Вильфор удержал его.
— Подождите, отец, еще одно слово.
— Говорите.
— Как наша полиция ни плоха, она знает одну страшную тайну.
— Какую?
— Приметы того человека, который приходил за генералом Кенелем в тот день, когда он исчез.
— Вот как! Она их знает? Да неужели? И какие же это приметы?
— Смуглая кожа, волосы, бакенбарды и глаза черные, синий сюртук, застегнутый доверху, ленточка Почетного легиона в петлице, широкополая шляпа и камышовая трость.
— Ага! Полиция это знает? — сказал Нуартье. — Почему же в таком случае она не задержала этого человека?