— Короче говоря, можно бесконечно об этом рассказывать, — махнул рукой атташе, — главное, что все хорошо закончилось. А так, конечно, неприятно, что бандиты сумели пройти через ваши посты. Узнай об этом наверху — неприятностей не оберешься.
— Ну, я думаю, что мы не будем заострять внимание на таком упущении десантников, — сказал Алхан, — они ребята хорошие, а ошибок у кого не бывает… Правда, майор?
Батяня неопределенно покачал головой, наблюдая, как эта парочка «набирает очки». Да, выходило все так, что и жизнь они ему спасли, и прокол его спрячут…
— Это не муляж, кожа и когти настоящие, — заявил он, продолжая разглядывать найденное в окопе.
— Вы так считаете? — прищурился атташе.
— А зачем нам гадать? — пожал плечами Батяня. — Думаю, среди нас есть специалист. Он-то и разберется.
Окончив осмотр, все спускались к дому. При попытках продолжения разговора Батяня отделывался односложными «да» и «нет», и «сладкая парочка», поняв, что майор не в настроении, заговорила о чем-то своем, идя позади. Во дворе к Лаврову бросилась взволнованная Кречинская:
— Ну что? Я так волновалась…
— Как видите, все живы, — усмехнулся он, — потери понесла только вражеская сторона. А у меня к вам вопрос профессионального свойства.
— Тогда идемте в дом.
Оказавшись в кабинете, Батяня подал Тамаре странную «лапу»:
— Не совсем понятно, что же это такое. Надеюсь, что вы, как специалист, меня просветите.
— Это конечность гориллы, — уверенно заявила женщина, бросив беглый взгляд на «трофей». — Наверняка принадлежит одной из обезьян, застреленной тогда, в начале девяностых.
— Вот как? Весьма интересно… — наморщил лоб Батяня. — Ну, что ж, к сожалению, нам пора.
Естественно, о продолжении банкета речь уже не шла.
— Да, как неловко получилось, — сокрушенно развел руками Даратол, — такой вечер нам испортили, сволочи…
— Ничего, мы оценили гостеприимство, — отозвался Батяня.
— Надеюсь, мы еще увидимся. Где я живу, вы знаете. — Тамара на прощание подала ему визитную карточку с номерами телефонов.
— Всего наилучшего! — Распрощавшись с хозяевами вечера, офицеры под руководством Батяни отбыли восвояси.
На посту царила глубокая тишина. Караул в полном составе предавался сну, нарушая самым возмутительным образом устав караульной службы, где недвусмысленно говорится о том, что сон на посту — преступление. Старослужащие-«деды» были спокойны, что молодой несет охрану, и «придавили массу».
Ну, а Степченко, в свою очередь, тоже отошел в объятия Морфея. Проявив недюжинную изобретательность, он спал в своеобразной позе, повиснув на автомате. Со стороны, да еще и в темноте, можно было подумать, что часовой бодрствует, недремлющим оком обводя окрестности на предмет обнаружения какого-нибудь лазутчика, диверсанта или на худой конец просто нарушителя. Впрочем, пока что некому было наблюдать за солдатом и присматриваться, исправно ли тот несет службу.