Мне вдруг стало неуютно в этом исключительно мужском обществе, обсуждающем женщин.
– Ты что ж никогда не видел, как бабы кончают? – крикнули с другого конца зала.
– Да, видел, тока теперь думаю, что это брехня…
Я поискала глазами моего спутника, но он словно провалился, и я решила, что он пошел освежиться в туалетную комнату, ведь и его не оставили равнодушным Глафирины прелести. Делать здесь мне было больше нечего, пора потихоньку сматываться.
– Не циклись на Глашке, она уже по нормальному и не сможет с такой-то лоханью, – сказал кто-то рядом. – Навеки Жоркиной клиенткой будет.
Притянув к себе брошенную в пылу ажиотажа сумочку, я начала отступление.
– А мне вот интересно… Как у Жорки с Глашкой получается, мы видели, а как у него другая бабенка заголосит? А?
– А это мы сейчас посмотрим, – голос говорившего приобрел странные нотки.
– Это как же?
– А вот так! – сказал мужик и цепко схватил меня за руку. – Жорку зови, шоу маст го он!
Я завизжала так, что будь здесь окна, то в них бы треснули стекла.
Была в нашей газете рубрика "Калейдоскоп событий", так вот этот калейдоскоп я ощутила на себе. Максимовский, услышавший мои жуткие вопли в притоне, тут же позвонил знакомой бригаде омоновцев, мало того, стал ломиться внутрь и грозить охране, упоминая притом, что задерживаемая ими гражданка очень известная в узких кругах журналистка. Когда начался весь этот шум, меня втолкнули в маленькую комнатку, и заперли, как оказалось, в гримерке, вместе с уже одевшейся Глафирой и еще какой-то девицей. Артистки с интересом смотрели на меня, видно редко бывали женщины на их специфических представлениях. Потом за дверью зашумели, раздался грохот падающей мебели, мат задержанной публики, и крики омоновцев. Наконец, дверь выбили, и я увидела бледного, несмотря на загар, Максимовского. Роман схватил меня, тряс, спрашивая:
– Цела? Они тебя не тронули? Травмы есть? Да что ты молчишь?!
От шока я онемела, даже не могла ничего сказать, только разводила руками и мотала головой.
Потом нас долго держали в отделении, выясняли, какого черта меня понесло в этот подвал. Пришлось сослаться на расследование, и предъявить журналистское удостоверение. Макс все время был около меня, принес водички, держал за руку. Тима я так и не видела, поэтому не знала, задержали его или нет.
Когда же нас отпустили, Максимовский не разрешил мне ехать домой, привез к себе.
– Тебе одной нельзя, – объяснил он, – да и ехать к подружке тоже. Пришлось бы ей рассказать все, а это под запретом, так что твоей подружкой сегодня буду я. А завтра, утречком, в редакцию – отчитаемся, потом статейку набросаем, пока Плавный одобряет анонс.