– Да, сын мой. Мне надо с вами поговорить, – отвечала Екатерина.
– Со мной?
– С вами наедине.
– Что делать? – сказал Карл, оборачиваясь к зятю. – Раз уж никак невозможно избежать этого, то чем скорее, тем лучше.
– Я оставляю вас, государь, – сказал Генрих.
– Да, да, оставь нас одних, – ответил Карл. – Ты ведь теперь католик, Анрио, так сходи к обедне и помолись за меня, а я останусь слушать проповедь.
Генрих поклонился и вышел.
Карл сам предупредил вопросы матери.
– Итак, – сказал он, пытаясь обратить дело в шутку – вы ждали меня, чтобы побранить, так ведь? Черт побери! Я непочтительно разрушил ваш замысел. Но – смерть дьяволу! – не мог же я позволить арестовать и посадить в Бастилию человека, который только что спас мне жизнь! Но и ссориться с вами мне тоже не хотелось: я хороший сын. К тому же, – добавил он шепотом, – Господь Бог карает детей, которые бранятся с матерью; пример – мой брат Франциск Второй[52]. Простите меня великодушно и признайтесь, что шутка недурна.
– Ваше величество, вы ошибаетесь, – возразила Екатерина, – дело это совсем не шуточное.
– Так я и знал! Знал, что так вы и посмотрите на это, черт меня возьми!
– Государь, ваш промах разрушил тщательно продуманный план, который должен был открыть нам весьма многое.
– Ба! План!.. Неужели какой-то провалившийся план может вас смутить – вас, матушка? Вместо него вы придумаете двадцать новых, и я обещаю, что помогу вам.
– Даже если бы вы и помогли мне, теперь слишком поздно: он предупрежден и будет начеку.
– Слушайте, – сказал король, – давайте поговорим откровенно. Что вы имеете против Анрио?
– То, что он заговорщик.
– Да, я понимаю, в этом вы постоянно его обвиняете! Но кто же в той или иной степени не занимается заговорами в этом прелестном королевском жилище, именуемом Лувр?
– Но он – больше, чем кто-либо, и он тем опаснее, что об этом никто и не подозревает.
– Скажите, какой Лоренцино![53]– сказал Карл.
– Послушайте, – сказала Екатерина, помрачневшая при упоминании этого имени, вызывавшем у нее в памяти одну из самых кровавых драм флорентийской истории, – вы можете доказать мне, что я не права.
– Каким образом, матушка?
– Спросите Генриха, кто был у него в спальне сегодня ночью.
– В его спальне... сегодня ночью?
– Да. И если он вам скажет...
– То что тогда?
– Тогда я готова буду признать, что ошибалась.
– Но если это была женщина, не можем же мы требовать...
– Женщина?
– Да.
– Женщина, которая убила двух ваших стражников и ранила де Морвеля – быть может, смертельно?
– Ого! Это уже серьезно, – сказал король. – Значит, дело было кровавое?