С этими словами она вскочила с проворством ускользающей от нас мысли, побежала к двери и отворила ее.
"Не следуйте за мной, сударь, во имя неба, не следуйте за мной!" воскликнула она, обернувшись ко мне в последний раз.
Дверь с шумом захлопнулась, встав преградой между нами, и скрыла ее словно мимолетное видение от моих взоров. Больше я ее не видел.
Больше я ее не видел! Прошло десять месяцев, я искал ее повсюду - на балах, в театрах, на гуляньях; всякий раз, заметив вдалеке женщину с тонкой талией, миниатюрной ножкой и черными волосами, я следовал за ней, обогнав ее, оборачивался в надежде, что вспыхнувший румянец выдаст ее. Я так и не нашел своей незнакомки, ни разу больше не видел ее... разве что ночью, в своих сновидениях! И вот тогда, тогда, она приходила ко мне, я ощущал ее тело, ее объятия, ее укусы и ласки, такие жаркие, что в них было нечто инфернальное, затем маска спадала, открывая самое странное лицо на свете, то расплывчатое, словно подернутое дымкой, то сияющее, словно окруженное нимбом, то бледное с белым голым черепом, с пустыми глазницами и редкими шаткими зубами. Словом, после этого маскарада я потерял покой, меня сжигала безрассудная любовь к неизвестной женщине: я вечно надеялся найти ее и вечно терпел разочарование; я ревновал ее, не имея на это права, не зная, к кому мне следовало ее ревновать, не смея признаться в охватившем меня безумии; и все же безумие это преследовало, подтачивало, снедало, сжигало меня.
С этими словами он вытащил спрятанное на груди письмо.
- А теперь, когда я все тебе рассказал, - проговорил он, - возьми это письмо и прочти его.
Я взял письмо и прочел следующие строки:
"Быть может, вы забыли несчастную женщину, которая ничего не забыла и умирает оттого, что не в состоянии ничего забыть.
Когда вы получите это письмо, меня уже не будет на свете. Сходите, прошу вас, на кладбище Пер-Лашез и скажите сторожу, чтобы он показал вам свежую могилу, на нагробном камне будет начертано только имя "Мария". Подойдите к этой могиле, встаньте на колени и помолитесь за усопшую".
- Я получил это письмо вчера, - продолжал Антони, - а сегодня утром был на кладбище. Сторож провел меня к ее могиле, и я два часа молился и плакал, стоя на коленях. Подумай только! Она лежала здесь, в земле, эта женщина!.. Ее пламенная душа отлетела. Истерзанное духом тело опочило, угаснув под гнетом ревности и угрызений совести. И теперь она спала вечным сном, здесь, у моих ног. Она жила и умерла неведомая мне... Неведомая мне, она заполнила мою жизнь и сошла в могилу. Неведомая мне, она оставила в моем сердце призрак холодного, безжизненного трупа, который покоится ныне под этой могильной насыпью. Слышал ли ты что-нибудь подобное? Встречалась ли тебе более странная история? Итак, всякая надежда потеряна! Я уже никогда не увижу ее. Даже вскрыв ее могилу, я не узнаю черт, которые помогли бы мне воссоздать некогда живое лицо. А вместе с тем я люблю ее, понимаешь, Александр? Я люблю ее до безумия. Ни минуты не колеблясь, я покончил бы с собой, чтобы соединиться с ней за гробом, если бы и там она осталась навеки такой же неведомой мне, как и на этом свете.