„Глупая женщина, — укоряла она себя, сопротивляясь смешанному чувству гнева, боли и воспоминаний о прежней любви, волной нахлынувшему на нее. — Думать надо было“. Снова подступили слезы, и она попыталась успокоиться. Посмотрела на осветительные лампы и на Франческу. Золотые блестки на платье итальянки сами собой сложились в рисунок… или это лишь показалось Николь: голова кошки с горящими глазами и острыми зубами, проглядывающими из чуть приоткрытой пасти.
Наконец, когда, наверное, уже миновала целая вечность, Николь почувствовала, что владеет собой. Она сердито поглядела на Франческу.
— Non voglio parlare di quello, — спокойно отвечала Николь по-итальянски. — Abbiamo terminato questa intervista [24]. — Она встала и, почувствовав, что коленки трясутся, вновь села. Пленка в камерах еще крутилась. Николь глубоко вздохнула. Потом поднялась и вышла из импровизированной студии.
Ей хотелось бежать, бежать отсюда подальше, чтобы только оказаться наедине с собой. Но это было невозможно… немыслимо. Жюльен сразу сграбастал ее и, грозя пальцем Франческе, проговорил:
— Ну и сука!
Николь окружали люди. И все они говорили одновременно. Ей пришлось напрячь смятенные слух и зрение.
Вдали Николь расслышала полузнакомый мотив, но, только когда мелодия повторилась несколько раз, осознала, что это „Шотландская застольная“. Жюльен обнимал ее за плечи и страстно пел. За ними следовало еще человек с двадцать, подхватывавших припев. Механически Николь пропела последнюю строчку и попыталась удержать равновесие. К ее губам вдруг припал влажный жадный рот, и деловитый язык попытался разжать ее зубы и забраться внутрь. Жюльен лихорадочно целовал ее, фотографы вокруг с упоением щелкали, шум был невероятный. Голова Николь закружилась, она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. С трудом, отчаянно сопротивляясь, она наконец высвободилась из крепких объятий Жюльена.
Пошатнувшись, Николь отступила назад, столкнувшись с Реджи Уилсоном. Он отбросил ее в сторону, чтобы скорее добраться до другой пары, вкушавшей новогодний поцелуй во вспышках фотографов. Николь без всякого интереса смотрела ему вслед, словно вдруг оказалась в театре марионеток или в каком-то сне. Реджи растащил целующихся и уже занес руку, чтобы ударить мужчину. Франческа Сабатини остановила его, пока смущенный Дэвид Браун приходил в себя после ее объятий.
— Руки прочь, негодяй, — вопил Реджи, все еще угрожая американскому ученому. — Думаешь, я не знал, чем вы тут занимаетесь?
Николь не верила своим глазам. Все это не имело никакого смысла. Буквально через какие-то секунды комната заполнилась агентами службы безопасности.