Поэтому он поскакал в обход и наперерез нормандцу и стал поджидать коня, загородив ему путь на узкой дороге.
Когда Сент-Малии увидел это, радость захлестнула его: он ощутил внезапный прилив добрых чувств, благодарности, взор его смягчился, но лицо тотчас же омрачилось: он понял все превосходство Эрнотона, ибо должен был признаться в глубине души, что, будь он на месте своего спутника, ему и в голову не пришло бы поступить таким же образом.
Благородство этого поступка сокрушило Сент-Малина: он ощущал его, оценивал и невыразимо страдал.
Он пробормотал слова благодарности, на которые Эрнотон не обратил внимания, яростно схватил поводья лошади и, несмотря на боль во всем теле, вскочил в седло.
Эрнотон не произнес ни слова и шагом проехал вперед, поглаживая своего коня.
Как мы уже говорили, Сент-Малин являлся искусным наездником. Приключившаяся с ним беда вызвана была чистой случайностью. После короткой борьбы, в которой он на этот раз взял верх, он заставил коня подчиниться и перейти на рысь.
Уязвленная гордость долго спорила в нем с чувством благопристойности. Наконец он еще раз сказал Эрнотону:
– Благодарю вас, сударь.
Эрнотон лишь слегка склонился в его сторону, дотронувшись рукой до шляпы.
Дорога показалась Сент-Малину бесконечной. Около половины третьего они заметили человека, который шагал в сопровождении пса. Человек отличался высоким ростом, на боку у него висела шпага. Это был не Шико, хотя руки и ноги были у него не короче.
Сент-Малин, все еще покрытый с ног до головы грязью, не смог удержаться: он увидел, что Эрнотон проехал мимо этого человека, не обратив на него ни малейшего внимания.
В уме гасконца злобной молнией сверкнула мысль, что он может поймать своего спутника на допущенной им ошибке. Он подъехал к идущему по дороге человеку.
– Путник, – обратился он к нему, – вы ничего не ждете?
Путешественник окинул взглядом Сент-Малина, – надо признаться, вид у того был не очень приятный.
Лицо, еще искаженное пережитым приступом ярости, не просохшая на одежде грязь, свежие следы крови на щеках, нахмуренные густые брови, лихорадочная дрожь руки, протянутой к нему скорее угрожающе, чем вопросительно, – все это показалось пешеходу довольно зловещим.
– Если я и жду чего-нибудь, то не кого-нибудь. А если бы и ждал кого-нибудь, то это уж наверное не вы.
– Очень уж вы невежливы, милейший! – сказал Сент-Малин, радуясь возможности дать наконец своему гневу излиться и вдобавок бесясь от мысли, что ошибся и тем самым усугубил торжество соперника.
Говоря это, он поднял хлыст, чтобы ударить путника. Но тот, опередив его, поднял палку и нанес удар по плечу Сент-Малина, потом он свистнул своему псу, который вцепился в ногу коню, в бедро всаднику, оторвав там клочок мяса, а тут кусок ткани.