– Лотарингцы! Лотарингцы! – крикнул среди всей этой суматохи чей-то голос.
Самый ужасный вопль, заимствованный из небогатого словаря страха, не произвел бы действия более быстрого и решительного, чем этот возглас:
– Лотарингцы!!!
– Ну вот видите, видите! – вскричал, дрожа, Митон. – Лотарингцы, бежим!
– А куда бежать? – спросил Фриар.
– На этот пустырь, – крикнул Митон, раздирая руки о колючки живой изгороди, под которой удобно расположился незнакомец.
– На этот пустырь? – переспросил Фриар. – Это легче сказать, чем сделать, мэтр Митон. Никакого отверстия в изгороди я что-то не вижу, а вы вряд ли рассчитываете перелезть через нее, – она будет повыше меня.
– Попробую, – сказал Митон, – попробую.
И он удвоил свои старания.
– Поосторожнее, добрая женщина! – вскричал Фриар отчаянным голосом человека, окончательно теряющего голову. – Ваш осел наступает мне на пятки. Уф! господин всадник, осторожнее, ваша лошадь нас раздавит. Черт побери, друг возчик, ваша оглобля переломает мне ребра.
Пока мэтр Митон цеплялся за ветви изгороди, чтобы перебраться через нее, а кум Фриар тщетно искал какого-нибудь отверстия, чтобы проскользнуть низом, незнакомец поднялся, раздвинул просто-напросто циркулем свои длинные ноги и одним движением, словно всадник, прыгающий в седло, перемахнул через изгородь, да так, что ни одна ветка не задела его штанов.
Мэтр Митон последовал его примеру, порвав штаны в трех местах. Но с кумом Фриаром дело обстояло хуже: он не мог перебраться ни верхом, ни низом и, подвергаясь все большей опасности быть раздавленным напором толпы, испускал раздирающие вопли. Тогда незнакомец протянул свою длинную руку, схватил Фриара сразу за гофрированный воротник и за ворот куртки и, приподняв, перенес его на ту сторону изгороди, как малого ребенка.
– Ого-го! – вскричал мэтр Митон в восторге от этого зрелища, следя глазами за вознесением и нисхождением своего друга мэтра Фриара. – Вы похожи на вывеску «Большого Авессалома»!
– Уф! – выдохнул из себя Фриар, ступив на твердую землю, – на что бы я там ни был похож, но наконец-то мне удалось перебраться через изгородь, и лишь благодаря этому господину.
Затем, вытянувшись во весь рост, чтобы разглядеть незнакомца, которому он доходил только до груди, мэтр Фриар продолжал:
– Век бога за вас молить буду! Сударь, вы истинный Геркулес, честное слово, это так же верно, как то, что я зовусь Жан Фриар. Скажи же мне свое имя, сударь, имя моего спасителя, моего.., друга!
Это последнее слово добряк произнес со всем пылом глубоко благородного сердца.